Горький долг Афгана

Мы с ней пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года практически каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым…». Именно тогда я понял, что молитва матери может вымолить со дна ада

9 мая 1986 года к нам в дивизию приехал Иосиф Кобзон. После выступления я вышел на сцену, подарил ему панаму, пожал руку. Он в микрофон говорит: «В Союзе, если придёте на мой концерт, скажите пароль „Кабул“. Вас пропустят бесплатно». И действительно, через пятнадцать лет я пришёл на его концерт, сказал пароль — и меня пропустили. Он оказался человеком, который слов на ветер не бросает

В армии, к сожалению, становится всё больше и больше неоязычников. Это чисто цэрэушная тема. Ведь их давняя мечта — дробление православия на секты, от настоящей веры далёкие.

очень жаль, что в советской армии в Афганистане не было священников. Замполит — это замполит, психолог — это психолог. Но именно с помощью священников и тогда, и сейчас много в армии можно поменять в лучшую сторону. У верующего человека совершенно другой подход к своим служебным обязанностям. Да и к жизни вообще. С верой человек по-другому настраивается на воинскую службу, по-другому переносит тяготы и лишения. Это, наверное, главное. В остальном надо просто стараться быть профессионалом в своем деле, изучать военное искусство

Иногда я слышу, как люди говорят, что я поднял храм. На самом деле кто это сделал? Сам Господь. Понятно, что Господь, в какой-то степени, действовал через меня. Но сказать, что это сделал я, будет совершенно неправомерно

И подпись: Котёночкин. Это был режиссёр невероятно популярного в то время мультфильма «Ну, погоди!»

Ещё у нас в роте были ребята, которые кололись героином или чем-то типа того. Я впервые в жизни увидел, как наркотики действуют на людей. На этих парней было страшно смотреть! Ходили белые, бедолаги, дрожали, как осиновые листы… Душманы продавали «чарс» — наркотик из конопли. У нас он назывался «план». В батальоне его многие курили. Но эти ребята подсели на нечто более серьёзное и вернулись в Союз уже, к сожалению, «на игле». Вспомнил об этом потому, что именно те два парня, которые кололись, и отличались особым зверством. Причём оно у них необъяснимым образом сочеталось со страхом. Может быть, из-за своей трусости они и кололись…

Но были у нас и такие, кто отрезал душманам головы. Ещё и фотографировались с этими «трофеями».

Смотрю — на полу лежит Игорь Будай: явных ранений вроде не видно. И когда на аэродроме его вытаскивали из вертолёта, он был ещё жив. Я тогда подумал, что, может быть, просто сильный стресс и он в шоке. Это уже потом врачи сказали, что пуля от автомата калибра 5,45 пробила обшивку фюзеляжа, вошла ему в бедро, там перебила артерию и, кувыркаясь, прошла через всё тело

Высокую точность пусков «стингеров» можно было объяснить ещё и вот чем: «дух», запуская ракету, понимал, что в случае попадания ему положена большая награда: жёны, деньги… и в то же время понимал, если он, паче чаяния, промахнётся, то не быть ему живым. Во-первых, сам «стингер» очень дорогой (стоимость одной ракеты 80 000 американских долларов в ценах 1986 года. — Ред.). И ещё ведь этот самый «стингер» надо было из Пакистана в караване провезти через наши засады! А это ох как не просто! Поэтому стрелять из ПЗРК их специально обучали. Это не то, что дали простому крестьянину ружьё, и он начал из него палить. Каждая ракета у них была просто на вес золота. И даже больше того — цена ей была жизнь. При попадании — жизнь тех, кто был на борту. А при промахе — того, кто промахнулся. Вот такая арифметика…