Пусть льет

Два человека посмотрели друг на друга. То был миг, ко­гда они готовы были проникнуться друг к другу симпатией, но традиционная формула недоверия требовала сперва найти причину.

Я имела в виду, — сказала она, — что у вас пустая жизнь. Никакого узора.

Суд­но близилось к Цейлону, а я ловил себя на том, что вспоминаю известный афоризм Кафки: «Начиная с определен­ной точки возвращение невозможно. Это и есть та точка,­ которой надо достичь»

На минуту или около того дождь зарядил всерьез. Когда чиновник открыл дверь, Даер уже был неуютно влажен.

Типично для европейцев, подумал он, растерять мужество и отказаться от всех своих планов в ту же минуту, когда возникает вероятность промокнуть.

Они скорее осмотрительны, нежели страстны; страхи у них сильнее желаний.

Потому что жизнь — не движение к чему-то или от чего-то: даже не от прошлого к будущему, не от юности к старости, не от рождения к смерти. Вся жизнь не равняется сумме ее частей. Она не равняется никакой части; суммы не существует. Взрослый человек в жизнь вовлечен не больше новорожденного; его единственное преимущество в том, что ему иногда перепадает осознавать субстанцию этой жизни, и если он не дурак — причин или объяснений искать не станет. Жизни не требуется разъяснение, не требуется оправдание. С какой бы стороны ни осуществлялся подход, результат одинаков: жизнь ради жизни, запредельный факт отдельного живого человека. Тем временем — ешь.

Даер был не читатель; даже кино ему не нравилось. От развлечений неподвижность существования только обострялась, не только когда увеселение заканчивалось, но и по ходу его.

Даеру пришла в голову мысль, до чего мучительно, должно быть, работать в таком месте — планировать маршруты, заказывать номера в гостиницах и бронировать билеты во всякие места, которых сам никогда не увидишь.

округ него тянулась бесформенная улыбка ночи.