В скорлупе

Мне уже ясно, как много забывается в жизни по ее ходу. Бо́льшая часть. Незамечаемое настоящее сматывается от нас на катушку — тихая чехарда непримечательных мыслей, привычное и незаметное чудо существования.

эстрадные песни научили меня, что чувства в декабре не такие, как были в мае, и что те, у кого есть матка, непостижимы для тех, у кого ее нет. И наоборот.

Как ни близок ты к другому человеку, внутрь к нему не влезешь, даже если ты у него внутри.

Мы приближаемся к спящему Клоду — бугру, колоколообразной кривой звука, приглушенного покрывалом. На выдохе — долгий запорный стон, под конец — с завитушками электрических шипящих. Затем длительная пауза, которая могла бы тебя встревожить, если бы ты его любил. Это последний его вздох? Если не любишь — есть надежда, что последний. Но, наконец, короткий жадный вдох с присвистом подсохшей от вентиляции мокроты, и в продувной кульминации — ликующий мурлык мягкого неба.

Всхлип, как воздушный пузырь в омуте, поднимается из тела матери, мимо меня, и лопается в лицо внимающим полицейским.

Может ли моя мать, ни часу в жизни не работавшая, справиться с ролью убийцы? Тяжелая профессия — не только в смысле планирования и исполнения, но и в смысле последствий, дальнейшей карьеры. Задумайся, хочу я ей сказать, — ладно не об этике — о неудобствах тюремного заключения, или чувстве вины, или и того и другого… о бесконечных часах, и в выходные дни тоже, и каждую ночь, пожизненно. Ни прибыли, ни пенсии, ни льгот, а только сожаления.

Связаться с мужчиной, таким пустым, как Клод, но сексуально активным — судьба не простая.

Кто знает, в чем истина? Я и для себя-то не очень могу подыскать подтверждения. На каждый тезис найдется в ответ другой, иногда прямо противоположный. Как и прочие люди, я приму тот, какой захочу, какой меня устраивает.

я возвращаюсь к изначальным размышлениям. Что это за существо? Большой Джон Кейрнкросс, кто он — наш посланец в будущее? Образец человека, который покончит с войнами, хищничеством, рабством и будет заботливым и равным с женщинами мира? Или будет изничтожен, затоптан скотами? Посмотрим.

Только во мне родители и соединились навсегда, сладко, кисло, двумя сахарофосфатными остовами соединились в состав моей сущности. И я также сливаю Джона и Труди в моих грезах — как всякий ребенок разошедшихся родителей, мечтаю поженить их заново, эту пару оснований, — и соединить мои обстоятельства с моим геномом.