против империи играл тот факт, что римлянам приходилось держать войска на границах своих владений в Африке и Азии, в то время как их враги бросили им вызов в Европе. Также ослабляли империю внутренние неурядицы и конфликты; многие появившиеся узурпаторы, без сомнения, заключали сделки с варварами; немалый вред наносили и придворные интриги, в частности, Руфиний выступил против Стилихона. При этом население империи было пассивно в плане борьбы против варваров и не проявляло никакого гражданского духа в противодействии им; фактически оно оказалось неспособным к какому-либо сопротивлению и хотя в душе презирало варваров, но в то же время было готово смириться с их владычеством. Таким образом, рассчитывать при обороне империи на моральный дух ее подданных не приходилось; это касалось как армии, так и тыла. К счастью для империи, моральный дух ее противников тоже оставлял желать лучшего. У германцев не было никаких причин враждебно относиться к Римской империи: ни расовых, ни религиозных, ни политических. У германцев не просто не было ненависти к империи; они еще и преклонялись перед ней и восхищались ею. Все, чего они хотели, – это осесть в империи и пользоваться ее достижениями. Не было и тени тех противоречий, которые имели место позднее между арабами-магометанами и христианами. Язычество варваров не вызывало у них ненависти к богам, в которых верили римляне; у них также не возникало враждебности по отношению к единобожию, которого придерживались христиане. Около середины IV в. гот Ульфила, принявший в Византии христианство в форме арианства и ставший первым избранным готским епископом, перевел Библию с греческого на готский, проповедовал и распространял новое вероисповедание среди своих соплеменников, живших вдоль Днепра, а те, в свою очередь, распространили его далее среди германцев, вандалов и бургундов. Готы, выражаясь словами Сальвиана, были «еретиками по неведению» (католическая церковь объявила арианство ересью), однако их христианская вера еще более сблизила их с римлянами.