Мирелла

В Гамельне же ежегодно во время торжественной обедни священник освящал сточные канавы и ночные горшки всего града, а также потроха всей своей паствы. Благодаря чему если и случалось какому ротозею омочиться или омараться зловонной жижей, то с помоями принимал он и святое помазание, полезное для спасения души.

Отбрани своего злейшего врага/врагиню по-старинному!

Сквалыга!
Дурошлеп лободырный!
Бредогон тьмонеистый!
Шлындарка!
Гадюка-вяжихвостка!
Мимозыря околотная!

айте юницам плясать и гулять по улицам града, хоть в нарядах, хоть без, а не то крепко поплатиться придется. Слушайтесь детей — они хоть и безотчетны, зато не ведают ни колебаний, ни сомнений, ни трепета. И остерегайтесь сказок. Кто знает, какая жуткая правда сокрыта за всякой шутливой побасенкой?

И им казалось вполне естественным, что беды исходят от какой-то оборванки, а спаситель — доблестный муж.

Бонус!
Отбрани своего злейшего врага/врагиню по-старинному!

Сквалыга!
Дурошлеп лободырный!
Бредогон тьмонеистый!
Шлындарка!
Гадюка-вяжихвостка!
Мимозыря околотная!

Колесо Судьбы совершило свой поворот. Время ей ступить на сей новый путь. Она без сожалений оставляла старую жизнь позади. Куда заведет ее эта дорога, она не ведала. Но пока нужно просто идти вперед. Ноги у нее целы и невредимы, значит, идти могут.

Слушайтесь детей — они хоть и безотчетны, зато не ведают ни колебаний, ни сомнений, ни трепета. И остерегайтесь сказок. Кто знает, какая жуткая правда сокрыта за всякой шутливой побасенкой?

следом он сделал нечто немыслимое. Он вынул книгу. И спокойно принялся листать ее, вот так, сидя посреди улицы. Мирелла стояла, разинув рот. В Гамельне книги имелись лишь у бургомистра, двух-трех членов магистрата да еще у священника. Бургомистр владел не меньше чем восемью томами, что говорило о размахе его богатства. Книги те хранились в особом ларе и затянуты были в кожу, дабы схоронить их от пыли и влаги. И чтобы вынес он их под открытое небо — то было немыслимо, невозможно. Вид чужака на улице, листающего на коленях книгу, казался наваждением. То было всё равно, как если б вздумалось ему высыпать бриллианты на грязь мостовой для лучшего их пересчету.

При всей тесноте заразиться никто не боялся: жители меченых крестом домов в церковь не допускались, а главное, всем и так ведомо, что Зло не может войти в обитель Господа.

Как только первого приговоренного вздернули и тело его забилось в агонии, Мирелла вернулась в сарай. И затворила дверь, дабы не слышать сухого хруста, с каким ломается шея у затылка, под радостные вопли толпы.