Пока догорает азбука. Стихотворения

* * *
забыт и узнан утра свет зелёный

имя цидонии

melanglanz прекрасный

бежевый тюль

междустекольный мир трещинок старых рам

опавших крыл

в одуванчик засовывала она хоботок свой

и снова рождался в разуме запах

забытый зимой, где спала она в обители

мушек

в четвёртый миллиард раз

он был забыт и узнан:

о! запах горячего песка в дюнах

солнце тореро, заходящее в пыльные стёкла,

городá мёртвых в цветущих степях

вновь родившейся

памяти

спрятанные солнца ночи
высыпают на лице,
как веснушки.
в нечеловеческом диком море
обломки смысла мерцают,
как доски от кораблей,
потерпевших крушение,
среди почкования звёзд.

Проспект Героев

я обходила на коленях
дворы полные статуй, монументов войны
серый камень, статуи героев на проспекте Героев
памятники великим поэтам
вечный огонь, гимн
на коленях, по этим дворам, этим улицам и проспектам
ходят только на коленях!
монумент памяти юности
монумент ностальгии по детству
монумент психоза, монумент развода, монумент депрессии,
монумент подённого труда, монумент преданной любви,
монумент потери близких, монумент разрушенной жизни,
монумент героизма, монумент преодоления,
монумент самопожертвования, монумент веры-вопреки-всему,
монумент любви-спасающей-всё —
на коленях!
по разливам гимна
по марсовым полям снов
по облачным рострам по звёздочкам октября
на коленях, здесь ходят только
на коленях

Мать, дитя и ангел

1
—почему есть нечто,
а не ничто? —
спрашивает ребёнок у матери-
шизофренички, чья речь
в разрывах и шперрунгах
превратилась в руину.
мать молчит, но ребёнку
отвечает некто на языке
Лютера, на языке Библии
столь прекрасное что-то,
что ребёнок забыл в один миг.
2
некогда с его матерью тоже
беседовал ангел, а теперь
корчатся знаки, сжимаются
влагалища суффиксов.
облезлый туалетный бачок,
гнилой картофель, матрац
с клопами тоже вопрошали
когда-то, и им отвечали...
3
ребёнок тоже исчерпан:
дождь, понедельник,
экзема, школьная драка,
струйка крови из носа,
мать.
о чём говорить мне
когда всюду висят
бессильные, пустые
мошонки смыслов.

Ты — любишь солнце. Солнце
поднялось и достигло зенита — создаётся Империя.
Расскажи мне, как она рухнет,

С волосами полными глаз я лежу здесь.

Вторая сентябрьская голубятня

(на горах Араратских)
1
голуби сизые и белоснежные
замерзает краснея плющ
зерно воздуха пасмурная крупа
крошки семечки семена травы
после дождя смягчилось небо посулом бабьего лета
droit du colombіerправо иметь голубятню
высоко под крышей здания жили студенты и голуби
воркованье голубки сентябрьские астры
и как чудо из снов о средневековой Франции —
маленькая голубятня и двое влюблённых кормят из рук пшеном
голуби на площадях и вокзалах
среди туристов гастарбайтеров велосипедистов
черноглазый мальчик на площади сплёл мне фенечку
на городских окраинах где лущат семечки и сидят на скамейках
где мамаши прогуливаются с колясками у прудов —
всюду нищие голуби пернатые коммунисты:
им принадлежат оброненный хлеб и утренний свет
невинный уличный секс неотлучная смерть
нищета блаженство короткая жизнь масличная ветвь
2
двое влюблённых кормят голубей из рук вокруг взрывается мир
замерзает краснея плющ
высоко под крышей здания в каморке голодный студент
замышляет изменить мир
вызревают и осыпаются астры
дождь кончается рассеивая по земле
солнечную крупу ячмень чечевицу овёс
семена уходят под снег и восходят травой и так каждый год
на площади выходили толпы по ним открывали огонь
на вокзалы больше не будут приходить поезда
больше не будет велосипедов туристических панамок бараков
фенечка стала змеёй и ни одно дитя
больше не грезит уткнувшись в подушку и ни один
юноша не целует любимую девушку но
голуби мира верят что больше не будет войны на новой земле
в седьмом месяце на семнадцатый день на горах Араратских

25I

в эдемском саду электронные облака
кристаллы бдолáх фракталы
разбитого света
дифракция волн кодировка небес ISO
и полимеразная цепная реакция
видима взгляду
о в этом саду конденсация капелек пара
распад белизны радужная дисперсия
хроматическая аберрация
иероглиф Красота написанный в облаках
где пролетела стая
диких уток
девичий виноград в брызгах росы
розовые репьи в ожогах зари
в тысячебитном цвете
и Адаму прозревшему на коленях в красной грязи
имя приносит для первобытной лозы
стохастический ветер

Исчезновение пахнет ночью и дымом вдали.
Растворяются сёла в вишнёвых садах.
Пропавшие без вести не знают свои имена, но овражная тьма
шепчет им названия заброшенных деревень:
Чёрный пень, Ракитовый куст.
Те, что ищут их, желают отнять то, что у них осталось,
те, что плачут о них, желают дать им не нужное, не единое на потребу.
В больничных тапочках на босу ногу он войдёт в порушенный дом.
Они войдут в свои дома, полные запаха исчезновения и медовой травы.

На старика в окно дощатого дома
смотрит заросшее шерстью чудище, смесь кикиморы и медведя.
Замерев, чудище стоит неподвижно под окном.
По описанию я узнаю его:
в повадках этих чудищ всегда стоять неподвижно у окон сельских домов.
Его коричневая шерсть мешается в лесу с ветвями,
проглядывает в листве его круглая морда. Оно глупое
и живёт, словно в вязком тяжёлом сне. Оно медлительно.
Оно относится к одному из вымирающих видов крестьянской нечисти.
Я вспоминаю, как вечерами они стояли у окон и смотрели на мою кроватку.
Когда я буду стара, мне будет приятно,
если кто-то из них придёт и встанет с той стороны окна.