Иван Вырыпаев Летние осы кусают нас даже в ноябре.doc

ЙОЗЕФ. Понимаешь, когда с Мартой произошел этот несчастный случай, то она попала в больницу, и там ей ампутировали этот палец. Ну и Марта попросила хирургов отдать ей отрезанный палец. Не знаю, зачем она это сделала, наверное, от шока? И вот она вернулась домой из госпиталя вместе с отрезанным пальцем. Еще не зная, что с ним делать, Марта положила палец в холодильник. Там я его и обнаружил. И знаешь, когда я увидел там этот палец, то две мысли пришли мне в голову. Первая мысль, что ведь это обычный кусок мяса, и он лежит рядом с другим куском мяса, в то время мы еще не были вегетарианцами, и у нас в холодильнике прямо рядом с пальцем лежал кусок замороженной говядины. Ну и я подумал, что вот передо мной мясо коровы, а вот мясо человека. Мясо и мясо. И тогда мне в голову пришла вторая мысль, что вот я проживу всю жизнь, но так никогда и не узнаю вкус человеческого мяса. Ну как мне представится такая возможность? Где я возьму человеческое мясо? Ведь не убийца же я? А тут вот. Вот оно лежит. И никто при этом не отдал свою жизнь, и никакого греха при этом не было совершено. Ну вот мне и пришло в голову попробовать человека, раз выпала такая возможность в виде пальца. И вот я рассказал об этом Марте, и она, к моему удивлению, сразу же согласилась. И тогда мы сварили этот палец, а потом, отделив мясо от костей, съели. Там вышло-то всего по крохотному кусочку, ну что ты хочешь – женский палец, тем более что в то время Марта была худенькой девушкой, не такой рыхлой подушкой, как сейчас. Ну вот мы это сделали, и, кстати, сразу после этого мы решили стать вегетарианцами, и с тех пор мы не едим не только мяса, но и рыбу тоже, вот так вот.

Елена в ужасе смотрит на Йозефа.

ЕЛЕНА. Зачем вы это сделали, Дональд?!

ЙОЗЕФ. Ради получения опыта. Ты когда-нибудь ела людей, Сарра?

ЕЛЕНА. Ну конечно нет.

ЙОЗЕФ. Ну вот, а я ел

МАРК. Ну почему этот мир – такое чудовище? Чудовище, пожирающее своих собственных детей? Почему этот жуткий мир такой кровожадный, почему он откусывает головы своим собственным детям? Что мы такого сделали, в чем провинились? За что нам все это? За что нам это? За что?

ЙОЗЕФ. А разве ты, Роберт, не голосовал за нынешнего президента? Конечно, ты голосовал. А разве твой нынешний президент не выступает в поддержку бомбардировок Ирака, разве он не поддержал президента Соединенных Штатов Америки, который приказал своим летчикам наносить бомбовые удары по городам с мирными иракскими жителями и не только это. А разве от этих бомб не погибли чьи-нибудь дети? А разве матери этих детей, выбежав на улицу с мертвыми детьми на руках, не кричали: «За что нам все это? В чем мы провинились?», разве они не считают этот мир чудовищем, откусившим головы их детей, Роберт? Кто в этом виноват? В этом виноваты: летчики, сбросившие эти бомбы, президент США, отдавший приказ, твой президент, поддержавший эти бомбардировки, и ты, проголосовавший за своего президента

ЙОЗЕФ. Да, много лет назад я настоял на том, чтобы Марта сделала аборт, потому что я не люблю детей, Сарра. Я с детства не люблю детей, и я был бы плохим отцом. И я всегда знал об этом. И я никогда не хотел иметь детей. Поэтому мы с Мартой всю жизнь тщательно предохранялись. Но вот однажды мой презерватив дал трещину, и мой проклятый сперматозоид проник в ее несчастную яйцеклетку. Однако, трезво рассудив, мы с Мартой пришли к выводу, что новому человеку лучше вообще не появляться на свет, чем быть сыном плохого отца, который тебя не любит. Так я решил. И Марта согласилась с моим решением.

ЕЛЕНА. Так ты решил, Дональд? Да кто ты такой, чтобы решать, кому появляться на свет, а кому нет? Ты что, возомнил себя Господом Богом? Не много ли ты на себя взял, Дональд?

ЙОЗЕФ. Не много, Сарра. Ровно столько, сколько я смог на себя взять. Тем более что я не верю в Бога и считаю, что кроме нас, людей, на этой планете никто не принимает никаких сознательных решений. Мы принимаем все эти гребаные решения. И точка

ЕЛЕНА. Что касается меня, то еще три дня назад, как только с неба начали падать первые капли, я сразу же подумала: «Кажется, в моей жизни наступают не самые простые времена», – и так оно и произошло.

ЙОЗЕФ. Хорошо еще, что мы друзья, и мы можем поддержать друг друга в этой сложной ситуации.

МАРК. Да-да, это так важно – быть друг с другом, спорить друг с другом, не соглашаться, противостоять, но все-таки любить друг друга. Я так люблю вас, друзья мои. Сарра! Дональд!

ЙОЗЕФ. Роберт, Сарра.

Марк, Елена и Йозеф обнимают друг друга. Они стоят, обнявшись, как три школьных друга.

ЕЛЕНА. Господи, это так хорошо – иметь друзей, которые старше и мудрее тебя, у которых можно чему-то научиться, у которых можно набраться жизненного опыта, у которых можно научиться мудрости. Роберт, Дональд, я так люблю вас

МАРК. Ну конечно. Просто я боялся признаться в этом, боялся признаться не только вам, но и самому себе. Когда три дня назад этот дождь начал лить, я подумал, должно быть, это ненадолго, ведь, в конце концов, сейчас конец ноября, и пора бы уже в наших северных краях выпасть первому снегу. Но когда я проснулся сегодня утром и увидел, что по-прежнему льет как из ведра, я почувствовал, что во мне что-то сломалось, что-то оборвалось во мне где-то очень, очень глубоко, в самой моей глубине, что-то там оторвалось или, вернее, разбилось на части из-за этого дождя. Там внутри меня сегодня случилось что-то непоправимое, как будто там внутри меня со шкафа упала очень дорогая ваза и разбилась вдребезги. Что-то там сломалось внутри меня из-за непрерывности этого дождя, из-за всех этих капель, которые, как справедливо заметил Дональд, стучат и стучат о мой карниз. Я почувствовал, как сотни мелких осколков разлетелись по всей моей душе, по всему моему сердцу, я сам словно дал трещину и весь искривился. И тогда я подумал, что вот, наверное, во всем, что со мной происходит, виноват этот проклятый дождь, что вот, наверное, это из-за дождя вся моя жизнь пошла вкривь и вкось, но потом я подумал, что вряд ли это возможно, чтобы из-за обыкновенного дождя целая жизнь оказалась расколотой на части, вряд ли так может быть, наверное, я тут чего-то не понимаю? Наверное, я тут чего-то не понимаю об этой жизни? И тогда я решил, что дело тут, конечно, в чем-то совсем другом, наверное, у всего этого есть более глубокие причины, чем этот дождь? И я стал искать эти причины. Но я не смог их найти. Причины моей трагедии оказались скрыты от меня самого. Я не смог их обнаружить. Причины моей трагедии так и остались мне неизвестны.

ЙОЗЕФ. Это этот проклятый дождь, Роберт.

МАРК. Да, теперь я это окончательно понял, Дональд

МАРК. А разве причина не в том, что мир – это просто чудовище, пожирающее своих собственных детей, вот и все?

ЕЛЕНА. Причина в том, что в нашей жизни нет никого, кроме нас самих, мы живем сами по себе, мы сами с собой наедине. Мы одни. Вот в этом причина.

ЙОЗЕФ. Ты серьезно так думаешь?

ЕЛЕНА. Абсолютно.

МАРК. Но ведь мы умны, и с этим ничего не поделаешь. Я знаю про этот мир что-то такое, что мешает мне поверить и согласиться с тем, что ты тут только что сказала. Поэтому, если уж и говорить о главной проблеме, так она именно в том, что мы умны. Не все, но многие из нас. И вот тот, кто умен, тот и несчастен. Но ведь я же не виноват в том, что я умен.

ЕЛЕНА. А кто в этом виноват?

МАРК. Ну, если уж на то пошло, то вы, женщины. Ева в этом виновата, та самая, которая уговорила Адама съесть яблоко познания. Мы съели это яблоко. И теперь мы умны. И мы знаем, что все, о чем ты тут говорила, на самом деле не совсем так. Или совсем не так. Поэтому мы и страдаем, потому что мы все знаем, а то, о чем мы не знаем, о том мы догадываемся. Вот и все.

ЙОЗЕФ. Ну а разве нет возможности нам снова как-нибудь поглупеть?

МАРК. Думаю, что нет, поскольку я не могу не знать о том, о чем я уже знаю.

ЕЛЕНА. Ну и что же ты знаешь?

МАРК. Я знаю все. В этом-то и есть моя главная проблема – проблема в том, что я знаю все. Я знаю все, и поэтому знание для меня закрыто, я не могу ничего узнать, так как я уже и так все знаю. И вот в этом, я думаю, и заключается причина той катастрофы, которая постигла мир. Мы все знаем

Очень трудно найти себе такого мужчину, которому я смогла бы послужить. Очень трудно в наши дни найти такого мужчину, перед которым я смогла бы смиренно склонить голову. Я лично искала очень долго и до сих пор не нашла. Я не нашла ни одного мужчины, которому я бы смогла отдаться всем своим существом и которому я смогла бы принадлежать. И в этом проблема. Раньше-то ведь мужчины, наверное, были еще хуже, чем теперь, но женщины тогда не выбирали, а любили того, кого посылал им Господь. А сегодня я хочу выбирать, и поэтому я не могу найти себе господина своего. Не могу, потому что я знаю, каким он должен быть. И вот это мне мешает. Я знаю, каким он должен быть. То же самое и с Богом. Я знаю, каким Он должен быть, поэтому я и не могу найти себе подходящего Бога, которому я буду служить. Потому что я сама выбираю его себе. А что это за слуга, который подбирает себе господина своего? Вот поэтому и нет женщинам счастья в этом мире. Потому что мы теперь сами решили искать себе мужчин. Не Бог дает нам того, кого мы достойны, а мы сами ищем того, кто достоин нас. Ну а если бы нас не спрашивали, как и прежде, если бы нас отдавали против нашей воли, если бы мы почитали и служили бы любому мужчине, который стал нашим мужем, если бы мы в лице мужа нашего видели господина нашего, видели бы прообраз Создателя нашего, то вот тогда и женское счастье было бы нам доступно, и были бы мы, женщины, целостны, мудры и благопристойны, как и раньше. Вот так

ЕЛЕНА. Женщина должна подчиняться мужчине, только в этом ее спасение, только в этом ее смысл. Женщина должна принадлежать. У нее не должно быть свободы выбора. Вот раньше, например, женщину выдавали замуж против ее воли, и потом она всю жизнь служила своему мужу. Да и сейчас в некоторых странах этот уклад еще сохраняется. Но в нашей цивилизации уже давно все по-другому. У нас, женщин, как будто бы есть выбор, мы как будто бы свободны. Но эта свобода, которая нам дана, она на самом деле не является настоящей свободой, потому что суть женщины, ее смысл в том, чтобы принадлежать, в том, чтобы отдать свою свободу своему мужчине. Хотим мы этого или нет, согласны мы с этим или нет, но само наше женское существо устроено именно так, чтобы отдавать себя. Женщина отдает, а мужчина берет. Бог создал женщину из ребра мужчины и повелел ей слушаться его и почитать его как господина своего. И возможно, я была бы согласна с этим, но только вся моя проблема в том, что я хотела бы принадлежать и служить мужчине, который был бы достоин того, чтобы повелевать мной. И в этом проблема всего нашего современного общества, и в этом проблема всего этого так называемого демократического общества. Мы решили, что мы можем выбирать, что лучше для нас. И вот как только мы решили, что мы можем выбирать, то с этой самой секунды мы и не можем выбрать. Мы сами выбираем, что лучше для нас, – в этом наша проблема. А между тем то, что лучше для нас, должен решать Бог. Вот в этом вся наша проблема, понимаете? Поэтому как только женщина решила, что она будет выбирать себе мужчину, то с этой самой секунды она стала искать себе того, кто мог бы ей подойти, она стала искать себе того, кому она могла бы послужить. Но таких мужчин в мире нет. Таких мужчин в мире нет.

МАРК. Однажды, когда я был маленьким мальчиком, мой отец сделал мне из коры дерева маленький кораблик и приделал к нему бумажный парус. Это было так красиво, я был просто счастлив. Я побежал с этим корабликом к реке. И, замирая от счастья, я опустил свой кораблик на воду. Я до сих пор помню каждую секунду того дня. Я помню, как я бежал счастливый по тропинке в лесу, как я хотел быстрее оказаться у реки и как я оказался у реки. И как я дрожащими от счастья руками опускал кораблик в воду.

Пауза.

ЕЛЕНА. Ну и что дальше, Роберт? Что стало с корабликом?

МАРК. Он уплыл.

ЕЛЕНА. Роберт?

МАРК (кричит на Сарру). Ну что ты смотришь на меня, как на сумасшедшего?! Он уплыл, понимаешь, он уплыл! То, что есть у нас самого ценного, то, что есть у нас самого красивого, все это уходит от нас. Все это уплывает из наших рук. Я стоял там, у реки, и я умолял его вернуться, а он уплывал все дальше и дальше вниз по течению реки. А я стоял и рыдал. И я просил твоего Бога, Сарра, вернуть мне этот кораблик. Но река забрала его навсегда. Бог не в силах отменить течение реки. А если Бог не в силах отменить течение реки, то зачем мне такой Бог? Я хотел, чтобы этот корабль плавал по воде, но я не хотел, чтобы он уплыл от меня навсегда. И вот тогда я понял, что все, что плавает, все рано или поздно уплывет от тебя. И все, что летает, все улетит от тебя. И все, кто умеют ходить, все рано или поздно уйдут от тебя. И все, кто тебя любит, рано или поздно разлюбят тебя. А мы, мы всегда остаемся на берегу. Мы всегда смотрим на то, как наша любовь и наше счастье уплывают от нас вниз по течению

ЕЛЕНА. А это правда, Дональд, что однажды ты несколько часов подряд заставлял Марту разлюбить тебя?

МАРК. Зачем, Дональд?!

ЕЛЕНА. Марта мне сказала, что он добивался от нее, чтобы она перестала его любить, он хотел, чтобы Марта испытала к нему отвращение и призналась ему в том, что она больше его не любит. Так он хотел доказать ей, что любовь – это то, что проходит. Но кончилось это тем, что бедная Марта потеряла сознание и так ни в чем и не призналась