Батюшков

Манн Ю. В. «Странствователь и домосед» Батюшкова // Манн Ю. В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

Зубков H. Н. Опыты на пути к славе // Зорин А. Л., Немзер А. С., Зубков H. Н. Свой подвиг свершив. М., 1987.

Проскурин О. А. «Победитель всех гекторов халдейских»: К. Н. Батюшков в литературной борьбе начала XIX в. // Вопросы литературы. 1987. № 6.

Проскурин О. А. Батюшков и поэтическая школа Жуковского: (Опыт переосмысления проблемы) // Новые безделки: Сборник статей к 60-летию В. Э. Вацуро. М., 1995–1996.

Проскурин О. А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М., 1999.

Проскурин О. А. «Не худое подражание»; Поминки по Бибрису // Проскурин О. А. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М., 2000.

Зорин А. Л. К. Н. Батюшков в 1814–1815 гт. // Известия АН СССР: Серия литературы и языка. М., 1988. Т. 47. № 4.

Зорин А. Л. Батюшков и Германия //Arbor mundi — Мировое древо. М., 1997. Вып. 5.

Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа» / Российская Академия наук. Институт русской литературы (Пушкинский Дом). СПб., 1994.

Вацуро В. Э. Последняя элегия Батюшкова // Вацуро В. Э. Записки комментатора. СПб., 1994.

Сергеева-Клятис А. Ю. Русский ампир и поэзия К. Батюшкова. М., 2001.

Пильщиков И. А. Батюшков и литература Италии. М., 2003.

Мемуары и биографии
Вяземский П. А. Старая записная книжка. М., 2003.

Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000.

Тургенев А. И. Хроника русского. Дневники (1825–1826) / Изд. подг. М. И. Гиллельсон. М.; Л., 1964.

Греч Н. И. Записки моей жизни. М., 1990.

Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998.

Власов А. С. Заметки о жизни К. Н. Батюшкова в Вологде // История в лицах: Историко-культурный альманах. Череповец, 1993. Вып. 1.

Бартенев П. И. К. Н. Батюшков. Его письма и очерки его жизни // Русский архив. 1867.

Бунаков Н. Ф. Батюшков: Критико-биографический очерк // Москвитянин. 1855. № 23–24.

Грот Я. К. Очерк личности и поэзии Батюшкова // Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. 1887. Т. 43. № 1.

Майков Л. Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. М., 2001.

Айхенвальд Ю. Батюшков // Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., 1994.

Благой Д. Судьба Батюшкова // Благой Д. Три века. М., 1933.

Varese М. F. Batjuskov — un poeta tra Russia e Italia. Padova, 1970.

Ilya Z. Serman. Konstantin Batyushkov. N. York, 1974.

Кошелев В. А. Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987.

Паламарчук П. Г. Москва Батюшкова // Паламарчук П. Г. Два московских сказания. М., 1987.

Паламарчук П. Г. Опыты в прозе и жизни // Паламарчук П. Г. Москва или Третий Рим. М., 1991.

Лазарчук Р. М. Батюшков и Вологодский край: Из архивных разысканий. Череповец, 1997.

Новиков H. H. К. Н. Батюшков под гнетом душевной болезни: Историко-литературный психологический очерк. Арзамас, 2005.

Зубков H. Н. Наперегонки со смертью: К. Батюшков// Персональная история. М., 2007.

Исследования и статьи
Верховский Н. П. Батюшков// История русской литературы. М.; Л, 1941. Т. 5.

Томашевский Б. В. К. Н. Батюшков // Батюшков К. Н. Стихотворения. М., 1948.

Иваск Ю. Батюшков // Новый журнал. 1956. Кн. 46.

Гинзбург Л. Я. Школа гармонической точности // Гинзбург Л. Я. О лирике. М.; Л., 1964.

Фридман Н. В. Проза Батюшкова. М., 1965.

Фридман Н. В. Поэзия Батюшкова. М., 1971.

Сандомирская В. Б. К. Н. Батюшков // История русской поэзии. Л., 1968. Т. 1.

Флейшман Л. С. Из истории элегии в пушкинскую эпоху // Пушкинский сборник. Рига, 1968.

Семенко И. М. Батюшков // Семенко И. М. Поэты пушкинской поры. Батюшков, Жуковский, Денис Давыдов, Вяземский, Кюхельбекер, Языков, Баратынский. М., 1970.

Семенко И. М. Батюшков и его «Опыты» // Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе. М., 1978.

Лотман Ю. М. К. Н. Батюшков. «Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…» // Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. Д., 1972.

Серман И. З. К. Батюшков. «Мои пенаты. Послание к Жуковскому и Вяземскому» // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973.

Даже вслед безобидно проходящим мимо и любезно приветствующим нас людям он посылал плевки. Он горячо и непрерывно требовал ехать далее. Напрасны были всякие уговоры, напрасно указывали ему на поврежденные места и необходимость починки нашей весьма ветхой дорожной кареты, — он не воспринимал простейших причин и простейших доказательств. Полное непонимание всех мирских забот и постоянное общение с Богом постепенно зародили в нем заблуждение, что сам он божественное создание и что с ним не может приключиться никакого несчастья. Даже то обстоятельство, что однажды карета съехала со скользкой дороги и, к счастью, не причинив увечья никому из путешествующих, перевернулась, ничего не изменило, кроме того, что он стал чрезвычайно пуглив. Как только такая опасность повторялась, он, рыча, всю свою ярость обращал против меня, которого якобы Бог хотел покарать за прегрешения. Однажды он сказал мне и больничному служителю, будучи в более доброжелательном настроении, что ему очень неприятно ехать вместе с людьми, которые не исповедуют христианство и не молятся Богу. Мы, лютеране, отказались соблюдать внешние символические обычаи греческой церкви; в этом, вероятно, заключалась причина его недоверия и ненависти к нам. Он смешивал культ с религией, форму с содержанием, вполне согласно природе своей ужасной болезни, при которой все еще деятельное моральное и религиозное чувство таким или подобным образом обычно выражается.

4 августа, то есть по прошествии полного месяца, достигли мы наконец Москвы, цели, к которой больной стремился с возрастающей ежечасно тоской, и остановились в предназначенном для нас жилище, находящемся в довольно глухой части города. В первое время нашего пребывания здесь он был еще очень вспыльчив. Неизгладимым останется потрясшее меня впечатление, которое произвел он на меня однажды вечером, когда вдруг разразился пронзительным, слышимым далеко хохотом и стал посылать чудовищные проклятья отцу, матери и сестрам.

Еще во время поездки он чувствовал иной раз мучительную скуку, но не хотел ничем занять себя, а только требовал, чтобы во всю мочь ехали дальше. Когда же его спрашивали, куда он хочет, он, не имея определенной цели, отвечал: «На небеса, к моему Отцу», — подразумевая, конечно, Бога.

Впоследствии я отметил, что во время нашего путешествия он, совершенно по своей воле, соблюдал строжайший пост; лишь один раз вкушал он мясо и приблизительно четыре раза рыбу. Его обычная пища состояла из фруктов, хлеба, булок, сухарей, чая, воды и вина, и лишь в вине он, дай ему волю, часто превышал бы меру. В Бродах он воздерживался целый день от всякой пищи и постоянно молился, то есть, стоя на коленях, бил поклоны и осенял себя крестным знамением. <…>…Он спрашивал сам себя несколько раз во время путешествия, глядя на меня с насмешливой улыбкой и делая рукой движение, как будто бы он достает часы из кармана: «Который час?» — и сам отвечал себе: «Вечность».