Аустерлиц

«Аустерлиц» я смогла прочитать только в два приема и точно бы бросила, если бы не мои уважаемые коллеги и публичные интеллектуалы, которые хвалят Зебальда, — мне хотелось понять почему. Расплывающиеся акварельные описания и конструкции с нагромождением глаголов мне совсем не по душе, к концу предложения я забывала, что было в его начале, а нить сюжета ускользала, как мыло из мокрых рук. В общем, это не моя вечеринка.

У Зебальда традиционно на первое место выходит не сюжет и не герои, а способность создавать медитативно тягучее повествование, утягивающее читателя внутрь воронки кажущихся бесконечными предложений. Эти абсорбирующие тексты самим фактом своего существования словно утверждают рассуждения писателя об искусственности и надуманности категории времени.

Лондон, Париж, Прага, Терезинштадт, Люцерн - мы недооцениваем xx век в его мобильности, но ещё более - в силе мысли и духа. Об этом - история перестроенной национальной библиотеки, которая, воплотившись в новом здании, стала местом, полярным интересам читателей. Аустерлиц - это такой магистральный образ человека xx века, который пытается собрать свою биографию из рассыпающихся и разрушающихся кусочков истории.

Никогда бы не поверил, что понравится такая книга. Много описаний, нет четкого сюжета, содержательная и событийная части отложены на второй план. Обычно я не могу читать такие книги, они мне кажутся скучными и занудными. Но здесь с первых строк не мог оторваться. В процессе чтения постоянно подсознательно возникало ощущение, что сейчас что-то будет, не может такое общение с читателем закончиться ничем, слишком высокая планка была задана. Описание различных мест (улицы, вокзалы, военные сооружения, музеи, библиотеки, кладбища, парки и т.д.) изложены таким образом, что перед глазами предстает живая картинка. Я не понимаю, как это удалось автору, это какая-то смесь исторических деталей, эмоций, размышлений.
Тот самый случай, когда ты понимаешь, что это произведение искусства, тебе это нравится, но разложить на детали и обосновать почему не можешь.

Стилистически непросто написано и, соответственно, читается медленно.

Но, все равно, книга стоит каждой потраченной минуты.

Большое путешествие в расследование происхождения одного мальчика. Судьба человека после второй мировой, его взгляд на архитектуру и европейские города через собственную забытую и вспоминаемую судьбу.

Бывшее и небывшее, граница между реальным и нет стёрта, шкатулка с ящичками, одномоментность событий, страшное прошлое (читай настоящее) и его следствия, одиночество и дистанция, даже имя заглавного героя как предпрошедшее время в некоторых языках держит в себе историческую составляющую, которая, не воздействуя на прямую, тем не менее сказывается.

Не осилила дочитать до конца ... Интересно читать было только о его встрече в Праге. До этого момента - ожидала поворота событий, после - стало совсем не интересно уже читать.

Роман о памяти. Роман о том как воспоминания могут мучить человека всю жизнь, даже без его ведома. И о том как нужно иметь мужество вспомнить все, что ты пережил и тогда, возможно, придет исцеление.

Будь я филологом, я бы написала что-нибудь о жанровой принадлежности Зебальдовского творчества. Но не мне судить жив или мёртв конвенциональный роман.
Просто поделюсь наблюдением, что по форме «Аустерлиц» — бесконечная пелена слов без отступов и абзацев, без глав и частей, которая органично и неделимо разбавляется (даже на самом деле склеивается) фотографиями. ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
Своё настоящее имя главный герой, Жак Аустерлиц, узнаёт только перед смертью приёмного отца. Совсем маленьким в ходе операции «киндертранспорт» его эвакуировали из Праги в Уэльс, определили в семью священника, где он воспитывался, но ничего не знал о своём прошлом. Имя, написанное на бумажке директором школы для заполнения экзаменационных документов, стало первым следом его национальной идентичности. Как исследователь архитектуры Аустерлиц возвращается в родную страну, ищет всё, что могло быть связано с его прошлым, что могло бы пробудить детские воспоминания.
«Сейчас я понимаю, как мало у меня опыта воспоминаний, как много сил, напротив, я прилагал всегда к тому, чтобы по возможности ни о чём не вспоминать, и устранял со своего пути всё, что так или иначе могло бы быть связанным с моим неизвестным мне прошлым.» ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
«Аустерлиц» завершил латентный период травмы (немецких жертв) и начал её переход в сознательную идентичность, часть исторической памяти о Холокосте. Такая интерпретация гениально соотносится с сюжетом, где главный герой обретает свою идентичность, по кусочкам собирает свою личную историю, которая является частью той большой трагедии о которой все молчат (молчали).
Об интеграции памяти о Холокосте в культурно-историческое пространство немцев говорит хотя бы то, что «Аустерлиц» написан немцем. И это не акт мольбы о прощении, это принятие своего «неудобного», постыдного перед толерантной Европой прошлого. Есть ли чего стыдиться самой Европе — другой разговор.