Вратарь и море

Привет, Трилле, — сказала она с печальным вздохом.

— Привет. А это что?

— Твой подарок.

Я протер глаза.

— Спасибо. Как называется?

— Куча щепок и осколков. А раньше назывался бутылка с парусником внутри.

Папа, судя по его виду, пока не решил, вылупился он уже из одеяла или еще нет.

Ни одна зараза не ценит того, что у меня получается! Зато математика, музыка и прочее дерьмо, которое мне по барабану и не получается, — тут вам вынь да положь пятерки, иначе трагедия!

Лена фыркнула.

— Мерзкие парни, мерзкий тренер, мерзкий гравий. А ты что делал?

Я рассказал, что отнес овцам лизунец, но промолчал об остальном. Что ходили мы вместе с Биргиттой и что потом меня пригласили поужинать с ними и накормили жареными лисичками с хлебом на кислой закваске. И что ничего вкуснее я в своей жизни не пробовал. И хотя теперь мне чуточку страшно умереть от цирроза печени, но игра стоила свеч.

— Стоит мне согласиться на гидрокостюм, твой папа потребует надевать сверху спасательный жилет. А когда я надену жилет, он притащит нарукавники. И когда я облачусь во все это и еще наверняка какую-нибудь фиговину на ноги, твой папа скажет, что мне вообще не надо больше ходить в море. А без этого я помру.

Дед всегда держит телефон подальше от уха, как будто это краб и того гляди вцепится в него.

— Мир так прекрасно устроен, Трилле, что каких бы глупостей мы ни натворили, их почти всегда можно исправить. Но это не для слабаков, — добавил он.

Дед всегда держит телефон подальше от уха, как будто это краб и того гляди вцепится в него.

А ты вообще как пыльный лютик, весь в своих мечтах, а нет бы тарелку за собой помыть.

Мир так прекрасно устроен, Трилле, что каких бы глупостей мы ни натворили, их почти всегда можно исправить. Но это не для слабаков, — добавил он.