Альфред Хичкок

Вероятно, Хичкок полагал, что очки делают женщину более защищенной, более информированной и внимательной; в них женский взгляд мог быть разрушительным и даже угрожающим. Снимая очки, женщина обнаруживает свою беззащитность и даже одиночество — качества, которые Хичкок больше всего стремился перенести на экран.

Когда собиралась вся семья, — рассказывал Хичкок одному из интервьюеров, — я тихо сидел в углу и молчал. Смотрел и все подмечал. Я всегда был и остаюсь таким».

Один из первых кадров фильма — лицо кричащей женщины. Этот прием Хичкок будет использовать снова и снова как символ женской истерии и сексуальности.

На соседней площадке немецкий режиссер Ф. В. Мурнау снимал «Последнего человека» (Der letzte Mann), немой фильм без субтитров и с единственной карточкой титров в конце. Это был триумф экспрессионистского кино. Мурнау проникся симпатией к молодому англичанину. Хичкок впоследствии вспоминал: «У Мурнау я научился, как рассказывать без слов». У Мурнау он также обучился технике подвижной камеры, которая перемещается вместе с персонажем. И еще одному приему. Если вам нужно показать особняк или собор, не нужно строить его макет. Достаточно показать мраморную колонну или массивную деревянную дверь — даже фрагмент двери. Воображение зрителя дорисует остальное. «Не важно, что вы видите на съемочной площадке, — объяснял ему Мурнау. — Важно только то, что вы видите на экране».

Мурнау создавал игру света и тени из темных луж, мерцающих в тусклом свете, из мрачной размытости уличных фонарей под дождем, из мокрых тротуаров с отблесками сияющих витрин. Без темноты нет света, а всякий материальный объект отбрасывает тень. А затем появлялось лицо, крупным планом, растерянное или испуганное. Свободная импровизация «подвижной» камеры могла следовать за фигурой, которая брела среди нейтрального или враж­дебного окружения. Это были бесконечные коридоры, опасные лестничные пролеты, шумные ярмарки.

Чувство юмора не покинуло его. Об одном из участников он сказал: «Я всегда думал, что Вуди Аллен — это национальный парк».

Хичкок однажды сказал, что художнику, рисующему натюрморт, на котором изображена миска с яблоками, все равно, сладкие яблоки или кислые.

у Хичкока любовные сцены были сняты как сцены убийства, а сцены убийства — как любовные

В июне 1945 г. Хичкок прилетел в Лондон, чтобы просмотреть материал, отснятый в Бельзене, Дахау и других местах. Его до такой степени потрясло увиденное, что приступить к работе он смог только через несколько дней.

По свидетельству Кита Уотерхауса, Ньюмен однажды спросил Хичкока, как он должен себя вести с Эндрюс в одной из сцен, когда она вручает ему подозрительный сверток. «Ладно, мистер Ньюмен, я расскажу вам, что имел здесь в виду. Понимаете, мисс Эндрюс будет спускаться по лестнице со свертком, а вы будете так любезны и посмотрите чуть правее камеры, реагируя на ее появление. В это время зритель подумает: «Эй, на что смотрит этот парень?» И тогда я, понимаете, сменю кадр и покажу, на что вы смотрите». «Ни до, ни после, — прибавил Уотерхаус, — я не слышал более точного и краткого анализа сути кинематографа».

«— В рекламе вы называете его «самым страшным из всех моих фильмов». Это правда?

— Да, несомненно. Я сам себя финансировал, и мне страшно потерять все мои деньги».