Чудесная книга! Просто волшебное описание природы: лес, озеро, горы - все живое! И на фоне этой красоты развиваются сложные и захватывающие истории людей. Для меня книга "Сто лет одиночества" отказалась слишком символичной и мистичной, а вот эта как то, что нужно. Вы найдёте не только красочные описания природы и интересную сюжетная линию, книга раскроет вам многогранность и сложность человеческого характера. Как из самых чистых и добрых побуждений можно принести столько горя. Рекомендую всем!
«Перед читателем в стремительном карнавале проносятся трубадуры и воины, горные ведьмы и лесные феи, природные катастрофы, древние легенды и поверья. В формах прошлого Лагерьлёф выражает народное настроение настоящего. Мало кто из писателей так язычески одушевлял природу, как она, - отмечает переводчик «Сказания о Йосте Берлинге», Сергей Штерн. Роман во главе с центральным героем – разжалованным пастором Йостой Берлингом - на особый поэтический манер отображает вечную модель общественного развития: революцию, стагнацию, распад. Полный душевных сил, молодой пастор теряет всё – кафедру, средства к существованию, веру – колесо фортуны делает поворот, оставляя героя один на один с собственной судьбой, будучи на пороге голодной смерти, Йоста встречает майоршу из Экебю, властную и трудолюбивую, ту, кто спасает обездоленных и продает их души злому духу.
В Экебю спасенных майоршей молодцов называют кавалерами, и их двенадцать – падших нетрезвых апостолов с бычьим аппетитом. О таких писал Чехов: «водевильные дядюшки с сытыми добродушными физиономиями, необыкновенно хлебосольные и чудаковатые. <…> Это эгоисты до мозга костей. Противнее всего их сытость и … желудочный, чисто бычий или кабаний оптимизм». За карнавальной эстетикой Лагерьлёф скрывается главная тема саги – одинаково беспощадная к каждому из нас. Идея о том, что каждый день, засыпая, мы умираем, просыпаясь другими людьми. Вы сегодняшний и Вы вчерашний – два разных человека, и в этом шведская писательница соглашается с графом Толстым – «люди как реки»: «Не думаешь ли ты, Йоста, - спрашивает у разжалованного пастора майорша из Экебю, - что в этом мире много живых людей? Почти все либо совсем умерли, либо умерли на половину. Посмотри на меня. Я приодетый труп, жизни во мне осталось с комариный сик».
Современному читателю сложно оценить степень отваги шведской писательницы - сегодня проза Лагерьлёф в России переосмыслена традицией как детская, что свойственно зарубежным классикам - в середине XIX века то же произошло с Вальтером Скоттом, Джонатаном Свифтом, Даниелем Дефо и Виктором Гюго – во многом благодаря предприимчивым издателям, таким, например, как Вольф. Однако в начале двадцатого столетия Лагерьлеф была единственной, кто отрекся от модернистской, а затем и постмодернисткой элиты ради эстетики романтизма. Споры вокруг ее творчества не утихали даже в момент получения Нобелевской премии.
Вслед за Гёте, для которого классическое было равносильно здоровому, а романтическое болезненному – критики считали увлечение Лагерьлёф сказками и легендами несерьезным и несвоевременным занятием. Она же, как истинный романтик, находила определение романтизма в безграничном субъективизме, в реализации прекрасного изображения характера.
Каждая глава отдельная история. Читается легко. В тексте много природы, самоанализа, бога или высших сил. Актуально что 100 лет назад, что сейчас.