Десять негритят / And Then There Were None

Three people sat eating breakfast in the kitchen.

«Do you believe it?» Vera asked.

и у меня, смиренно признаю́, есть одно жалкое в своей человечности желание: чтобы кто-нибудь оценил, как я был умен при жизни…

Он заявил – без всякой задней мысли, – что множество преступлений совершаются в той сфере, к которой закон вообще не имеет касательства.

последние годы я ощутил перемену в себе – я стал хуже контролировать свои стремления, мне хотелось действовать, а не сидеть в кресле судьи в парике и мантии.

«Он печется о вас…» «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем…» Сейчас как раз день – значит, бояться нечего. «Никто из нас не уедет с этого острова».

Закон убивает радость жизни! Я – за преступление! За него и выпью.

Армстронг обладал приятными манерами и умел внушить доверие пациентам и особенно пациенткам.

Теперь доктор Армстронг был тем, кем лишь мечтал когда-то стать.

Мое воображение, давно подчиненное диктату профессии