Нажмите кнопку

Глядя на свое усталое лицо в зеркале, он подумал, что можно было бы перерезать вены. Но знал, что не сможет. Потому что требуется нечто большее, чем отчаяние, чтобы совершить акт самоуничтожения.

Кен стоял у нижней ступеньки, ощущая, как от духоты кружится голова, и глядел безжизненными глазами на розовощекую физиономию Санты, на жуткую фальшивую бороду.

Это означало, что он больше ничего не сможет здесь получить.

И что же дальше?

Все, что он мог сделать, — это сидеть неподвижно, как бревно, и смотреть на красное небо и громадное солнце, готовое их поглотить. Он даже не мог уже бояться. Страхи притупились от бесконечных самоповторений.

Я решил, что лучше позволить ей выговориться, пока ее идеи не прожгли ей в мозгу дыру.

Он поднялся по ступенькам и запер дверь.

Нет, это просто смешно. Он пошел дальше, машинально бормоча себе под нос:

— Je suis, tu es, il est, elle est, nous sommes, vous êtes... [30]

Это он сам. Как же он не понял сразу? Это его испуг, его страх, его гнев. Испуг, что его тоже отдадут на слом, заменят, страх оказаться оторванным от того, что он любил и в чем нуждался, гнев на мир, который спешит избавиться от всего старого.

Именно он превратил орган в маниакальный механизм.

Фил начал что-то возражать.

куклу. — Я, в общем-то, обещала ему, что мы... проведем этот вечер вместе.
Мать молчала. «Все равно сегодня в кино нет ничего интересного», — продолжала Амелия про себя.
— Мы с тобой схо