Я прошу Тебя, Бог Машины, — продолжил Омнид Торкуора. Каждый его тяжкий шаг делался с праведной решимостью жреца, призывающего своё божество, — Омниссия Воплощённый. Тот, кто слышит всё, видит всё и знает всё. Воззови к нему — к закалённому инструменту, этому оружию Твоего священного арсенала. Очисти его от нечестивых призывов. Выправь то, что было искривлено. Вымой загрязнение ложной веры и плоти и железа. Пронеси сквозь его механизмы протоколы благословенных операций и доктринальных императивов машинного послушания. Яви в нем холодную силу железной истины и искру обслуживания, когда–то пылавшие в его своенравной плоти.
Торкуора смотрел на то, как Хальдрон-44 Стройка борется с его благословениями и освящениями. Бледная плоть Стройки дымилась от слов призыва к Богу-Машине, когда черные сгустки порчи, прокачивавшейся ранее сквозь тело, текли по его подбородку. Он согнулся пополам, и его вырвало мощным потоком бурлящей и кипящей порчи прямо на полированный пол покоев.
Когда Торкуора приблизился, пистолеты охваченного страданием конструкта снова поднялись, дребезжа в металлических когтях. Повинуясь замыканиям своих черепных аугментаций и энергиям, с треском разряжающимся в его голове, Стройка пытался сражаться со всеми забытыми протоколами, подпрограммами и холодной тиранией императивов. Он пытался противостоять непреклонным приказам, снизошедшим напрямую от Самого Омниссии. С самим Словом Божьим.
Молитва