Палимпсест

войне, так же далекой от твоего поколения, как завуаленные сепийные фотографии

Вокруг тебя неслышно падают снежинки, а ты стоишь во мраке, по колено в замерзших сорняках, окаймляющих железнодорожные насыпи. Одинокий юноша бредет во тьме от одного островка света к другому. За ним по пятам идет незримый охотник, другой молодой человек, чье сердце полно страхов, а уши залеплены воском лжи. В его рукаве кинжал, а в кармане — хитрая машина размером с галечный камушек. Ты знаешь, что он намерен сделать и к чему это приведет. И ты знаешь также, что должен сделать ты сам.

Двадцать лет в Стазисе. Множество смертей, некоторые из них — по его собственной вине, во исполнение безжалостных велений самопровозглашенных божков. Они заполняют неспокойное сознание человека, который знает в точности, что он мог бы прожить лучшую жизнь и еще может стать лучше — если только ему удастся расшнуровать гордиев узел своей судьбы, туго затянутый на его руках людьми, которых он сейчас всей душой презирает.
Это ты в ореховой скорлупке, Пирс.
Ты на распутье, в окружении своих возлюбленных и соратников, но — увы — по — прежнему столь одинокий в судьбоносное мгновенье. Кем же ты, собственно, намерен стать? Кем ты хочешь быть?
Мириады путей раскинулись перед тобой, все дороги, что ты еще не оставил позади: кем ты хочешь быть?

— Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Она серьезно поглядела на него.
— А ты захочешь меня увидеть, когда вернешься?
— Конечно.
— Тогда увидимся.
Она улыбнулась, встала со скамейки и ушла.
Он некоторое, показавшееся ему очень долгим, время смотрел на то место, где она сидела. Но когда он попытался припомнить, как выглядело ее лицо, то не сумел представить ничего, кроме лиц их обеих — Сири и Ярроу, наложенных друг на друга и слившихся воедино.

Они могут склонить к измене каждого, если закогтят его достаточно рано.

Ты не обязан возвращаться в Стазис, если сам не желаешь этого. На кораблях, улетающих в колонии, есть свободные места для нас всех.
— А тебе не кажется, что это просто замена одной овеществленной судьбы на другую? Экспансия в пространстве вместо экспансии во времени. Чем это лучше? Может, просто стоит освободить наши компьютеры из пут, отвести всю доступную темпоральную полосу пропускания под времениподобные вычисления[25] и посмотреть, чего в конце концов добьются безумные пророки искусственного интеллекта, работая вместе с выгруженными в машины призраками?

Посмотрела ему в глаза, доискиваясь той правды, которую он не мог при ней озвучить.

— Я повстречал Имада и Лейлу, родителей Сири. Как им удалось выжить? Каждый убивает своих дедушку и бабушку, это единственный путь в Стазис.
— А как тебе удалось пережить выпускной бал?
Она повернулась к нему и посмотрела прямо в лицо. На ее ресницах поблескивали непролитые слезы.
— Ты иногда такой тугодум, Пирс…
— О чем ты…
— Ты не обязан был подчиняться всем требованиям, любовь моя. Эта порочная практика пособничества в потаенных мерзостях, связывающая новичков круговой порукой, была введена в протокол тренировок не сразу, и было это сделано по требованию Департамента Внутренних Дел. Возможно, тогда и были посеяны первые семена Оппозиции. У нас в распоряжении такая роскошь, как возможность исправить собственные ошибки. Даже такую, как вернуться назад, отменить ошибочное решение и не поступить в Стазис, сохраняя при этом диплом… Агенты иногда поступают таким образом. Особенно те, кто уже почти выгорел: они уходят в подполье, бегут, отрезают себя. Вот почему в том периоде истории Гегемонии, где ты обрел приют, не было ни одного постоянного агента. Они стерли историю своего пребывания в Стазисе и ушли под прикрытием.

— Все организации, основанные с определенной целью, быстро переполняются людьми, склонными отождествлять эту цель со своей собственной.

— Они должны знать, кто замешан в…
— Должны. Но не знают, — помотала она головой. — Когда ты отправляешь запрос на создание Врат Времени, не скажет же твой телефон: Между прочим, эта итерация Пирса состоит в рядах Оппозиции. Все мы идем на какие-то уступки. Хотя бы однажды. Если им удается кого-то из нас схватить, они могут проследить его историю ретроспективно и отменить все те поступки и обстоятельства, которые сделали его диссидентами. А иногда нам удается схватить и изолировать кого-нибудь из них. Мы помещаем его в среду, где буйным цветом расцветают его сомнения. Если бы они принялись вычеркивать из истории каждого агента, которого заподозрили в нелояльности, это вызвало бы охоту на ведьм и взорвало бы Стазис изнутри. Мы стараемся обставлять свой уход громко. А ты еще учти этот их постоянный контроль, учти, что они вырывают людей из семей и лишают всяких точек отсчета, делают пособниками и участниками изощренного зверства. Они стремятся просто подавить мысли о противодействии в зародыше, до того, как взойдут его первые ростки.