Рогнеда не сдалась, не смирилась, не покорилась. Стояла прямо, словно изваяние, и смотрела куда-то выше голов ворвавшихся во двор. Владимиру вспомнились наложницы в лагере, вспомнились полонянки, которых насиловали прямо у ворот и вдоль главной улицы. Он неспешно слез с коня, бросил поводья гридню. Десятки глаз неотрывно следили за ним, а может, и сотни. Он чувствовал их, как чувствует на себе тепло солнечных лучей гордый пион. — Вот мы и свиделись снова, Рогволод, — заговорил он, ставя запыленные сапоги на ступени. — Только брат мой уж не прискачет вдогонку. Заперся в Киеве, а о тебе и твоей дочери и думать забыл. Но я не таков. — Дойдя почти до самого верха, Владимир остановился, заложив большие пальцы рук за пояс. — Я ничего не забываю.