Воришка Мартин

Скажу тебе по секрету, Джордж, дело совсем не в том, какой пол… главное – мозги

Я как альбом, набитый любительскими снимками, разрозненными, словно забытые отрывки из старых фильмов

– Как можно остаться самим собой, не имея зеркала! Вот что меня изменило. Прежде я был владельцем двух десятков фотографий – снят и так, и этак, и там, и здесь – и каждая подписана в правом нижнем углу, официально, по всем правилам. Даже на флоте имел удостоверение с фотографией, в любой момент мог проверить, кто я такой. Даже смотреть не надо было, достаточно знать, что оно в кармане, доказательство, что я – это я. А еще зеркала, настоящие трельяжи, разделенные четче, чем эти три окошка. Я мог так развернуть их, что видел отражение отражения – хочешь, смотри на себя сбоку, хочешь – со спины, как на любого встречного. Я наблюдал за собой, за тем, что значит Кристофер Хэдли Мартин на этом свете. Убеждался в своей осязаемости, ощущая ласку и тепло чужих тел, одерживая над ними верх. А что я теперь? Груда израненной плоти, бесформенный узел тряпья да пара омаров в придачу. Света трех жалких окошек мало, чтобы понять, кто ты такой. Прежде я многое узнавал от других, они любили меня, аплодировали мне, ласкали мое тело, определяли то, чем я был. Я обводил вокруг пальца тех, кто меня не любил, кто со мной ссорился. Здесь ссориться не с кем, здесь легко потерять себя, свое лицо.

Вот о чем никто никогда не скажет, даже не подумает. Главное – не опасности, не лишения, а идиотские мелочи, рутина. Целые дни пролетают впустую из-за пустяковых ошибок, которых даже не заметишь, когда занят делом и всегда можешь заскочить в «Красный лев» или к своей цыпочке…

Но у времени нет конца, и то, что прежде казалось целью, обернулось серой безнадежностью

А что есть любовь? Горе, растворенное в ненависти, ядовитый раствор, обжигающий нутро.

Отчего любовь и ненависть составляют единое целое, сливаются в одно нераздельное чувство? Да и как их разделить? Ненависть есть ненависть – это кислота, разъедающий яд которой может вынести только тот, кто достаточно силен.

Во сне мы прикасаемся к тому, о чем лучше не знать. Там вся наша жизнь, связанная в узел, сжатая в кулак. Там наша тщательно оберегаемая и лелеемая личность – единственное наше сокровище и в то же время единственная защита – должна умереть, раствориться в конечной истине. Черная молния испепеляет и разрушает все, превращая в абсолютное, неоспоримое ничто.

Сон приходит, когда исчезает контролер сознания, сортировщик мыслей. Тогда весь разрозненный мусор высыпается наружу, как из бака, опрокинутого порывом ветра. Время перестает двигаться по прямой, вот почему Альфред и Сибилла оказались здесь, на скале, – и тот сопляк тоже. Или это примирение со смертью: полностью выключиться, признать распад личности, откровенно согласиться с тем, что мы всего лишь временные создания, слепленные на скорую руку и не способные выдержать гонку без ежедневной передышки, без ухода от того, что считаем нашим главным…

Процесс еды необыкновенно важен, оттого и превращается в церемонию. Фашисты используют его для наказания, религия сделала обрядом, а для людоедов это и ритуал, и лекарство, и способ напрямую утвердить свою победу. Убил и съел. Впрочем, съесть можно и не так вульгарно. Можно пустить в ход и половой член, и кулаки, и голос – и даже подкованные ботинки. Покупать и продавать, плодиться и размножаться, наставлять рога – и всем этим поглощать, поглощать…