Дикинсон для Эмер была как та Ведьма — жутковатая и сбивающая с толку. Дикинсон сумела угнездиться в сумеречном мире между смыслом и бессмыслицей, исполненном ужаса и суровой правды, но вместе с тем сберечь суть будничного, дух жизни, лишенной событий, жизни сознательного уклониста, скрывавшегося у всех на виду в Массачусетсе, под носом у сливок общества, не готовых ее читать. Не лезьте в ящики ее стола, если кишка у вас тонковата. Дикинсон удавался простой естественный ужас, скорость и красота настоящей молнии. При жизни собственного голоса у нее как у женщины не было, а потому она запрятала свои беззвучные крики — восемьсот с лишним таких криков — в ящик стола и стала ждать, когда их услышит вечность. И вечность услышала.