Последние свидетели. Сто недетских рассказов

Мы не стали злыми людьми, мы стали больше в людей верить, больше их любить.

Всегда завидовала, что у людей остаются какие-то вещи с детства. А у меня их нет, ни о чем я не могу сказать: «Это у меня с детства». А так хочется сказать, иногда даже придумать.

Ребенок, прошедший через ужас войны, ребенок ли? Кто возвратит ему детство?

Мама сделала умно, она не привела Бориса, а послала нас за ним: «Пойдите и приведите этого мальчика и будете с ним дружить».

один партизан спрашивает у меня: «Что б ты хотел найти под сосной: конфеты, печенье, хлеба кусочек?» Я отвечаю: «Пригоршню патронов».

В поседевшей женщине вдруг проглядывала маленькая девочка, умоляющая солдата:
«Не прячьте мою мамку в ямку, она проснется, и мы с ней пойдем дальше».
(Катя Шепелевич — 4 года).

Теперь, когда их нет, я часто думаю, как хорошо, когда живут старики. Когда они живы — мы еще дети…

Так мы жили несколько дней. Одни в деревне. Люди лежали или висели мертвые. Мы мертвых не боялись, это все были знакомые люди.

Мама днями пропадала на работе. Утром мы просыпаемся, ее уже дома нет, в печи стоят два горшка, сами вынимаем кашу. Весь день я жду маму, придет что-то необыкновенное, какое-то счастье. Она придет, мы уже спим.

В деревне, где стоял наш отряд, умер старик, как раз в его хате я жил. Когда мы его хоронили, зашел мальчишка лет пяти и спрашивает:
— Почему дедушка лежит на столе?
Ему ответили:
— Дедушка умер…
Мальчишка страшно удивился:
— Как умер, если сегодня не стреляли?
Мальчику было пять лет, но уже два года он слышал. что умирают только тогда, когда стреляют