Сестренка

насилие прекращается, если у кого-то находятся силы его остановить

Семья же – главное в жизни. Наверное.
– Ничего подобного, – возражает Алиса. – Главное в жизни – это ты сам.
Мне нравится эта мысль, и я согласно киваю

непоправимого в жизни сколько угодно

Я подбираюсь к нему сквозь пластиковые инженерные конструкции и пытаюсь обнять.
— Она меня сухарем запачкала! Мама, вытри!
Через секунду в кадре оказывается мама с полотенцем:
— Юрочка у нас такой брезгливый, аккуратный! Наверно, потому что Дева по гороскопу, — говорит она

Наверное, никто не поверит, что я способен изображать безумие. Ты бы ни за что не поверила. А ведь я всю жизнь кого-то изображал: военного, отца, мужа, друга…

Если у вас есть тайна, почти всегда она про секс. Секс почти всегда про власть. Власть почти всегда про насилие. Если вы будете молчать, эта цепочка никогда не порвется. Если эта цепочка не порвется, однажды она вас задушит. Говорите. Девочки, умоляю, говорите.

Я ставлю лайк, хотя мне и кажется, что Алиса слишком упрощает. Закрываю «Инстаграм» и глаза.

Пройдут годы, и я признаюсь себе: я – жертва инцеста, поэтому вся моя жизнь состоит из триггеров.

Меня всю жизнь злило, что нас с Юлькой называли «комплектом». Комплект – это майка и трусы, а мы – люди. Люди не могут быть комплектом!

Мама любит говорить, что ничего непоправимого нет, потому что Иисус простил раскаявшегося разбойника. Мой собственный опыт в очередной раз подсказал: непоправимого в жизни сколько угодно.

Сердце колотится о ребра, как птичка, готовая выломать своим хрупким тельцем прутья клетки. Так, стоп. Алиса ведь научила меня, как с таким справляться. Я начинаю гладить эту неспокойную птичку – свое сердце. От головки до хвоста. Нежно, но твердо, ощущая каждое непокорное перышко.
Постепенно становится легче