Дикари Ойкумены. Книга 3. Вожак

«Женщина — инструмент тонкий, ранимый. Прежде чем играть, надо размять пальчики…»

Есть вещи, о разлуке с которыми не получается размышлять. Вещи, люди, животные. Части тела, наконец. Ты выстраиваешь модель отношений: за́мок на песке. Малейший ветер, и за́мку конец. Страдать от воображаемой разлуки — невозможно. Пока вы вместе, никакое воображение не способно сконструировать реальный разрыв. Значит, нет и страдания. Так, блеклый призрак.

Никогда, — она говорила медленно, чеканя каждое слово. — Никогда твое содержание, мой мальчик, не будет соответствовать форме. Потому что форму делают мастера, а содержание пущено на самотёк. Пишем?

Старею, думает монстр в минуты слабости. Взвешиваю. Размышляю. Сомневаюсь. Глядишь, кота заведу. Буду слать в вирт голограммы, на радость друзьям-отставникам. Мурзик ест черную икру, Мурзик спит на парадной фуражке…

Измена – пустяки, говорил Лентулл. Куда хуже, если она раскаялась, вернулась, а ты принял. Теперь думай: котлета – это просто котлета, или она так заглаживает вину? Секс – просто секс, или она, угадывая твои желания, просит прощения?

С ума можно сойти…

я не сопротивлялся до последнего. Только когда речь зашла о рабах… Марк Тумидус, благодетель рабов! Какой помпилианец смог бы это вынести?
– Я тебя изнасиловала, – согласилась Изэль. – Подай на меня в суд.
Потянувшись всем телом, она мурлыкнула: большая, гладкая кошка. У дверей заворчал Катилина: впору было поверить, что беседу ведут два ягуара, самец и самка, а обер-центурион Кнут, дурак безмозглый, тут вовсе ни при чем.

Два козленка – молоденьких, постных, нарубленных порционными кусками – к этому времени уже всласть обжарились в масле, прокаленном заранее. Сейчас Пак перекладывает мясо слоями, пустив в ход груду слив – избавленных от косточек, кислых как ухмылка должника – и свежую зелень в количествах, вызвавших бы восторг у козлят, останься бедняги живы. Зелень карлик покупал лично, никому не доверяя, в лавочке, которую держала семья эмигрантов с Хиззаца: тархун, кинза, мята, петрушка, лук перьями, черемша.
Из могучей пригоршни идет снег: морская соль.
– Ой, вкусно, – Изэль принюхивается.
– Это еще не вкусно, – со смачным чпоканьем Пак откупоривает бутылку белого вина. Пробка гранатой летит в сумерки; странно, что не взрывается. – Это еще так, парад-алле!
Вино хлещет в казан.
– Мужчины, – с непередаваемым презрением говорит Валерия. – Кто сказал, что они умеют готовить? Ты поди приготовь, когда стирка, глажка, уборка… Спиногрыз орёт, любимый муж кричит из ванной: «Где мои носки?!» Вот это кулинария…
– Яичница, – Пак согласен. – Яичница спасет мир.