bookmate game
Books
Ольга Адамова-Слиозберг

Путь

В 1935 году Ольга Адамова-Слиозберг нашла для своих двоих детей няню. Однажды, увидев ее в слезах, она узнала, что в 1930 году мужа Маруси раскулачили и отправили в лагерь, а старуху-мать с детьми — в Сибирь. И вот теперь пришло сообщение, что дети умерли, а мать сошла с ума. Ольгу это шокировало, но ее муж, биолог, доцент университета, отреагировал на это так же, как и миллионы других советских граждан. «Если забрали, значит было за что», «революция не делается в белых перчатках», «ничего не попишешь», «лес рубят — щепки летят». Вскоре одной из таких щепок стал и он сам. В 1936 году его забрали, а вскоре пришли и за Ольгой. Так начались двадцатилетние скитания по допросам, тюрьмам, этапам, ссылкам и лагерям. Адамова-Слиозберг рассказывает истории людей, которые встречались ей на этом ужасном пути. Эсерки и троцкистки, ученые и переводчицы, инженеры и литераторы, проститутки и воровки: все те, кого безжалостные жернова эпохи пытались перемолоть, да так, чтобы и следа не осталось.
288 бумажных страниц
Правообладатель
Bookwire
Дата публикации оригинала
2023
Год выхода издания
2023

Другие версии книги

Уже прочитали? Что скажете?
👍👎

Впечатления

  • Maria Vyatchinaделится впечатлением7 лет назад

    В этих воспоминаниях - честность, от которой бросает в жар и душат слезы. Честность как она есть: уверенность, что ты один в камере по недоразумению, что сейчас со всем разберутся, что лес рубят - щепки летят. Это страшная честность целого поколения, столкнувшегося с Большим террором.

  • Арина Власоваделится впечатлением5 лет назад
    👍Worth reading
    🚀Unputdownable

    Интересная и полезная книга, которая читается на одном дыхании, несмотря на все ужасы, о которых там идёт речь.

  • Stacy Dementyevaделится впечатлением5 лет назад
    👍Worth reading
    💀Spooky

    Ужасы лагерной и ссыльной жизни, прожитые и описанные Ольгой Адамовой-Слиозберг.

Цитаты

  • Евгения Крутовацитирует9 лет назад
    Твое место занято, потому что жизнь не терпит пустоты
  • Татьяна Василенкоцитирует3 года назад
    Безумные девочки, — говорю я, — вы считаете, что ваша жизнь кончена. Вам по двадцать лет. Через пять лет «его» не будет, а вам будет по двадцать пять, и вы будете жить и жить.
    Девочки хором отвечают мне:
    — Вы невероятный оптимист. Как вы не видите, что дело не в одной личности, а в системе? Уйдет он, останутся его соратники. Вы, что ли, будете выбирать новое правительство?
    — Это противоестественно и длиться долго не может! — говорю я.
    — Так вы, вероятно, думали и в 1937 году, но с тех пор прошло двенадцать лет, а все длится!
    Довод внешне убедителен, но я всем своим существом знаю, что так не будет. Знаю потому, что на воле я не встретила ни одного человека с ненадтреснутой верой в справедливость. Знаю потому, что вижу разницу между обитателями этой камеры в 1936 году и набором 1949 года. Я помню, как у всех, и у меня в том числе, была вера в непогрешимость советской власти, советского суда и особенно Сталина, вера, которая заставляла нас выдумывать несуществующие вины свои и своих товарищей потому, что легче было обвинить себя, чем нашу советскую власть, а в особенности «его», имя которого было синонимом революции, социализма, истины, справедливости.
    Я знаю, что от крепкого, казалось, несокрушимого дерева осталась одна кора, а внутри все прогнило — достаточно толчка, чтобы рухнул этот колосс.
  • Светлана Гордеевацитирует3 года назад
    А сейчас я должна рассказать об одной стороне нашей дружбы, доставившей мне немало горьких минут. Эта умная, смелая, великодушная девушка была заражена отвратительной болезнью: она была антисемитка. Оля рассказывала мне бесконечные истории о том, как евреи умеют устраиваться. В их селе заведующий магазином, еврей, всех своих родных устроил на теплые местечки, у ее подруги по Киевской тюрьме следователь был еврей и какой он подлец, и т. д.
    Когда я спорила с ней, говорила о том, что вот ее следователь был украинец, а худшего палача поискать, она отвечала:
    — Ах, Ольга Львовна, вы их не знаете. В Москве их мало, а в Киеве сил от них нет!
    Я очень легко могла прекратить эти мучительные для меня разговоры, сказав, что я сама еврейка. Но ведь эта дурочка уже не смогла бы быть со мной. Она замерзла бы и голодала без присланных моими еврейскими родственниками продуктов и одеял. Так я и терпела до самой Караганды.
    На шестнадцатый день этапа вошел охранник, назвал несколько фамилий и сказал:
    — Собрать вещи, через два часа подъезжаем.
    Нас, счастливцев, ехавших в ссылку, было всего человек пять. Остальные, с огромными сроками, от 10 до 20 лет, ехали в Новорудню, на прииски, в лагеря с тяжелейшим режимом. Мы начали собирать вещи. Оля смотрела на меня глазами, полными слез.
    — Опять я одна!
    Мы сели в уголок на нары.
    — Олечка, — сказала я, — мне надо с вами поговорить. Вы очень мучили меня эти шестнадцать дней, ведь я еврейка. — Оля ахнула, закрыла руками лицо, и сквозь пальцы я увидела, как пылают ее щеки, уши, шея.
    Поезд наш подошел к станции. Я встала. Оля бросилась ко мне на шею, вся в слезах.
    — Вы дали мне такой урок! Простите меня! Клянусь, я всегда буду его помнить.

На полках

fb2epub
Перетащите файлы сюда, не более 5 за один раз