Проза поэта

пуд глины месить – не утку доить.

А «счастье» – это когда нет болезней, счастье – это когда разыщут папу, счастье – это когда в срок платят за квартиру…

У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли в особую форму. Порой поэту становится тесно в рамках стиха. Тогда на свет рождается проза поэта. Проза особого качества.

что перед ним меркло самое имя Пушкина, — клятвенно подтвердил в редакции своей газеты, что с фактом надо считаться: галстук тот же, на мизинце пушкинский перстень, один глаз темнее другого. А ведь последнее обстоятельство было доподлинно известно пушкинисту и даже послужило основанием его карьеры.

Есть здоровое сомнение — разрушающее… и созидающее. А полная неуверенность в себе, в наших силах, даже в том, «нужны ли мы на что-нибудь», — отсюда шаг до полного бессилия!

Я не понимаю, отчего люди не умеют жить! Исторические причины, экономические причины, — очень хорошо. Но не только же в них дело. Отчего бьют детей? Каталог общих мест подсказывает: от некультурности и тяготы жизни. Так-с. Отчего же у башкир не бьют? Та же некультурность, та же тягота. Не бьют же — сам видел. Отчего коровинская свекровь запрещает невестке писать письма мужу-шахтеру? От некультурности? Разве человек — тигр, которого культура должна сделать вегетарианцем? Пусть тогда остается лучше тигром, будь он проклят! Разве не всегда, когда человек упадет в воду, — культурные бегают по берегу, охают и падают в обморок, а некультурные снимают портки и бросаются в воду, даже если не умеют плавать? Или есть дьявол и ангел некультурности и оба квартируют в одном человеке? Должно быть, есть…Я замираю от тоски, как перепел с отрезанной ногой, от которого я убежал, и встаю, потому что самовар на кухне плюется и шипит. Тоска тоской, а чай надо пить каждый вечер.

Приходит ко мне приятель, Сергей Дроздов — хороший человек, чтоб он сгорел без страховки. И конечно, с места в карьер интимный разговор.

Вот и кучер. Мужик с бляхой на затылке, в картузе, в нагольном тулупе. Борода до бровей, глаза, как у Шелли, но десять рублей вместо шести, как надо бы взять, все-таки спросил и не уступил. Случай редкий — как не содрать, — поневоле в славянской душе проснулись итальянские инстинкты. — Как вас зовут? — Трифон. — С колокольчиком поедем? — Уж как полагается; погоди, за город выедем, отвяжу балабон-то. В городе исправник не дозволяет. — А сам, небось, всегда с колокольчиком? — Да ему кто ж запретит?