меня не было. Заключенный, которого не могли похоронить родственники, будет похоронен на крошечном кладбище за тюрьмой, и на могильном камне будет указан лишь его номер в исправительном учреждении, а не имя.
— Три дня, — зевнув, произнес Шэй.
— Три дня?
Он улыбнулся мне, и впервые за несколько часов я почувствовал, что согреваюсь.
— Через три дня я вернусь.
В девять часов утра в день казни Шэя из кухни ему принесли поднос. Где-то среди ночи холод отступил, и вместе с тем разрушился цемент, залитый в основание временной камеры. Сквозь пол проросли пучки травы из внутреннего двора, по металлической двери камеры поползли вьющиеся побеги. Шэй снял ботинки и носки и, широко улыбаясь, принялся разгуливать босиком по свежей траве.
Я вернулся на свой табурет за дверью, чтобы не навлечь неприятности на охранника, надзирающего за Шэем, но сержант, принесший Шэю еду, сразу же насторожился:
— Кто принес сюда растения?
— Никто, — ответил охранник. — Они просто выросли здесь за ночь.
— Я доложу начальнику тюрьмы, — нахмурился сержант.
— Ага, давай, — согласился охранник. — Наверняка ему сейчас не о чем больше думать.
Услышав эту остроту, мы с Шэем переглянулись и заулыбались. Сержант ушел, и охранник передал Шэю поднос через люк. Шэй одну за другой открывал крышки.
Шоколадное печенье. Корн-доги. Куриные наггетсы.
Сладко-соленый попкорн и сладкая вата, сморы.
Картофель фри в виде спиралек, мороженое, украшенное коктейльными вишнями. Тосты с сахарной пудрой. Огромный стакан газировки.
Одному человеку столько не съесть. И все это можно купить на деревенской ярмарке. Такую еду помнишь с самого детства.
Если, в отличие от Шэя, у вас было детство.
— Одно время я работал на ферме, — рассеянно произнес Шэй. — Я участвовал в строительстве коровника с деревянным каркасом. Однажды я видел, как один парень вывалил своим бычкам целый мешок зерна посреди пастбища, вместо того чтобы давать порциями. Я подумал, как это круто — как Рождество для них! — пока не увидел подъехавший