Текст как текст

Одна из страшных вещей нашей — а может, и вообще — жизни, которую я лучше знаю, пока что глядя на других, а не на себя, это то, что мужество человеку требуется на протяжении всей жизни без передышки.

только идеалист способен пожалеть материю (недавно, рассуждая с водителем о надежности немецких автомобилей, я понял что и она от жалости к металлу). Русский идеализм весь растворен в категории честности (которой так мало).

Насколько же простодушной и детской должна сохраниться вера в возможность воссоздать нормальное и очевидное!
Наверно это и называется идеализм.

тобы начать читать Пушкина, мне потребовалось много времени, чтобы его забыть

Давай возьмем курс на безлюдие»

только Платонов умел так почувствовать и так передать человеческую боль. Он не сравнивал ее со своей.

Жалость и любовь такой силы, что почти равны убийству. Любовь — вещь невыразимая, в этом большая часть ее содержания. О любви, про любовь — но не любовью же писать...

душа, особенно растренированная, начинает болеть тоже как бы не по поводу того, что выражено в слове, а по поводу собственной неупотре-бленности, заскорузлости, невоплощенности, и таким образом сострадание оказывается состраданием не к другому, а состра-данием к самому себе. Как будто в нашем нетренированном, неразвитом сочувствии, в нашей попытке сочувствовать другому выявляется вся безнадежность собственного положения.

О учитель, укрой меня своей шинелью

История утонет в прошлом веке, утопия — непо-топляема.