Тупейный художник

никогда не выдавай простых людей: потому что простых людей ведь надо беречь, простые люди всё ведь страдатели.

А она отвечает:
«Это и есть ужасный плакон, а в нем яд для забвения».
Я говорю:
«Дай мне забвенного яду: я все забыть хочу».
Она говорит:
«Не пей — это водка.

Она была безгранично честна, кротка и сентиментальна; любила в жизни трагическое и… иногда запивала.

«Дурочка, — говорит, — да кому же сначала хотелось. Ведь оно горе горькое, а яд горевой еще горче, а облить уголь этим ядом — на минуту гаснет. Соси скорее, соси!»

Завет целомудрия мог нарушать только «сам», — тот, кто его уставил

можно как-нибудь кончиться

«Прежде я сама тебя до этого не допускала и отговаривала, а теперь делать нечего: облей уголь — пососи».

Я говорю:

«Не хочется».

«Дурочка, — говорит, — да кому же сначала хотелось. Ведь оно горе горькое, а яд горевой еще горче, а облить уголь этим ядом — на минуту гаснет. Соси скорее, соси!»

Она была безгранично честна, кротка и сентиментальна; любила в жизни трагическое и… иногда запивала.

потому что простых людей ведь надо беречь, простые люди всё ведь страдатели.

Было несколько степеней этого искусства, — я помню, три: «1) спокойствие, 2) возвышенное созерцание и 3) блаженство непосредственного собеседования с богом».