Черная книга

Нет и не может быть ничего удивительнее жизни.
Кроме написанного человеком слова.

Ибо, как говорил Шехзаде, «когда человеку больше не о чем рассказать, это значит, что он очень близко подошел к тому, чтобы стать самим собой. Только в той глубокой тишине, которая наступит, когда замолчат голоса книг, историй и памяти, он сможет услышать, как зарождается в глубинах его души, в бесконечных темных лабиринтах его сущности его подлинный голос, благодаря которому он станет самим собой».

Да! — сказал довольный читатель. — Вот это умно, вот это гений; вот это я понимаю, этим восхищаюсь! Я и сам об этом думал сотни раз! Иными словами, этот человек напомнил мне, до чего я умен, и потому я восхищаюсь им

есть только общий для всех, единый мир, от которого не стоит слишком многого ждать, но и роптать на который поводов нет; в котором не так много смысла, но и бессмыслица имеет свои пределы, — упорядоченный мир, требующий, чтобы люди были скромнее.

Жизнь полна горя и невзгод; проходит одна беда — стучится в двери другая, стоит сжиться с ней — является третья. От страданий наши лица приобретают все больше сходства. Беды случаются внезапно, но мы заранее чувствуем их приближение и готовимся к ним. И все равно, когда на нас обрушивается ночным кошмаром новое горе, мы ощущаем одиночество, безнадежное и неизбывное. И только тогда мы можем считать себя счастливыми, когда нам кажется, будто это одиночество мы с кем-то разделяем

, мне хотелось впитать в себя эту жизнь, овладеть тайной этого мира, постичь его истину. Жесткая кожа оказалась холодной и страшной, как сам подвал.

Всю ночь перед его глазами стояла только одна картина: идет снег, и на заснеженный тротуар падает свет из лавки Аладдина. Что-то он упустил, что-то важное в жизни, какую-то возможность или радость.

Однажды Галип сказал Рюйе, что смог бы читать только такой детектив, автор которого сам не знает, кто убийца. В таком романе вещи и люди, по крайней мере, не были бы вынуждены по воле всезнающего автора служить знаками, наводящими на след или сбивающими со следа, и в них отражалась бы реальная жизнь, а не фантазии писателя. Рюйя, куда более искушенная в детективных романах, чем Галип, спросила: как же в таком случае ограничивать изобилие подробностей? Ведь подробности в детективах всегда служат какой-то цели.
Кстати о подробностях: пе

черную книгу с коварной глазастой совой на обложке, и среди страниц обнаружилась вырезка из журнала – фотография голого красавца. Глядя на ми

Подробность, ничего не объясняющая, а лишь вызывающая – вместе со многими другими маленькими находками и открытиями, сделанными за время ночных поисков, – поток ассоциаций и воспоминаний, цепляющих друг друга, как костяшки домино…