Ноктуарий. Театр гротеска

Независимо от того, какие узнаваемые свидетельства и явления представлены в конкретной странной истории – начиная с традиционных привидений и заканчивая наукообразными ужасами современности, – в ее основе всегда остается своего рода бездна, из коей является монстр. И в эту бездну мы не можем последовать, чтобы монстра изучить или понять. Тайна, что не желает утрачивать своего очарования, должна остаться тайной – нам не следует знать, что именно взяло очки с тумбочки и вложило их в руку проснувшегося.

Эта связка синонимов настаивает на возрождении старой (если не старейшей из всех) философии, а именно – фатализма.
Осознать, пусть даже ошибочно, что все шаги героя вели к такому, условно говоря, предназначению, понять, что он столкнулся лицом к лицу с тем, что, похоже, ждало его все это время, – необходимая основа, опорный пункт странности.

Давайте рассмотрим простую популярную зарисовку. Одинокий человек вдруг просыпается во тьме и тянется к своим очкам, лежащим на тумбочке. Кто-то из темноты услужливо вкладывает их прямо ему в руку.
По сути, перед нами – костяк огромного количества историй, что призваны бросать читателя в дрожь.

не запомнил, какая конкретно работа носила то или иное название – картина, скульптура или песня – но я помню некоторые до сих пор. Например, такое легко всплывает в памяти – «Нет лица средь нас». Или вот, к примеру, «Оскверненные и рожденные». Ну вот – теперь они всплывают в памяти одно за другим: «Путь потерянных», «На вязких и святых землях, или Тантрические лекари», «В земле и экскрементах», «Черный шлейф бытия», «Шелуха в извержении», наконец «Нисхождение в Грибницу».

дним из примеров подобных «усложненных» товаров служила богато украшенная музыкальная шкатулка, издававшая при открытии превосходно записанные предсмертные хрипы, клокотание и всхлипы.

Говоря о страхе, мы должны помнить: его интенсивность не связана с реальностью угрозы