Райская машина

На свете столько больных и усталых людей, что Рай обычно представляют себе как место отдыха.

Олдос Хаксли

популярной в Крайске рок-группы «Атыбисс»

Мудрецы, конечно, есть. Их не может не быть. Только никогда им не объединиться: шибко умные. Заговор дураков более чем реален, заговор мудрецов выдуман дураками…

Молодые люди, посадите, пожалуйста, бабушку, — тусклым голосом сказал я, обращаясь к двум парням, сидевшим в обнимочку.
— Да не трогай их, Лёнечка, пожалей, — громко сказала бабушка Звонарёва. — Нынче, надо тебе знать, парни из экономии заместо девок друг дружку пежут, вот у их попки и болят…

Чистая и сухая портянка есть высочайшее достижение цивилизации, данное нам в ощущениях

Вам уже Сталин повсюду мерещится, торговцы отечеством! На воре шапка горит!

Я достал очки и вооружился. Уверен был, что портрет именно сталинский, других водители не признавали — в знак протеста против всего на све

Мерлин понял, что симулировать восточную мудрость нетрудно: ничего не делай да хмыкай в ответ на любой вопрос. Неплохо также закатать собеседнику башмаком в лоб — тогда у него непременно наступит просветление.
Пожарный штаб на скале Роман Ильич нарёк хижиной «Великое в Малом» и частенько сидел там в позе лотоса, устремив невооружённый взгляд в таёжные дали и пытаясь постичь утончённую бессмыслицу мира.

Некоторое время я ощущал себя последним мудрецом на Земле, и ощущение было приятное, как и положено при спасении человечества. Но недолго оно длилось. Мудрецы, конечно, есть. Их не может не быть. Только никогда им не объединиться: шибко умные. Заговор дураков более чем реален, заговор мудрецов выдуман дураками…

…Всё-таки не сдюжили благословенной тишины мои конвоиры — врубили русский шансон! А-ба-жаю! Застрадал доверительным баритоном очередной Семён Анальный или Паша Долото про сибирские метели и неизбежное возвращение к любимой, от которой требуется верность, верность и ещё раз верность… Потом зарежут Пашу Долото за длинный язык поклонники и начнут собирать по чужим бумажникам средства на памятник угасшему светочу русской культуры да причитать с экрана, как по Моцарту… Есть, есть вечные ценности…

Это мрачные мужики в майках под пиджаками и в трениках с пузырями на коленях, это их битые спутницы жизни в ярких мохеровых кофтах, это их многочисленные шумные дети и немногочисленные родители, это…
Семь десятков лет им внушали, что они — класс-гегемон и соль земли, что жалкие академики и прочие художники созданы для того, чтобы их, гегемонушек, обслуживать, чтобы старый слесарь-металлург-абразивщик указывал профессору в ермолке, какие присадки использовать, как различать цвета побежалости и притирать кулачки к шарошке, чтобы дармоед-композитор с дармоедом-поэтом слагали песни о них — токарях, инструментальщиках, трубопрокатчиках, волочильщиках, сборщиках и сварщиках, чтобы тунеядцы-актёры в обеденный перерыв ломали перед ними комедию Бомарше в трепетной надежде услышать главную в своей жизни похвалу: «Вот это по-нашему, по рабоче-крестьянскому!»