Books
Илья Утехин

Место действия. Публичность и ритуал в пространстве постсоветского города

Эссе Утехина представляет собой удавшуюся попытку рефлексии над природой и подвижными границами публичного пространства: «Хотя мы и называем эти места общественными, повсюду в них публичное и приватное не разделены — в том смысле, что и на площади друзья, стоя в кругу, образуют своим разговором и расположением вполне приватную пространственную конфигурацию. Оказавшись в публичном месте, люди зачастую «разбивают лагерь», присаживаются, чтобы заняться своим делом на этой временно оккупированной территории. Разложив свои вещи и тем самым маркировав это временное «свое», они не ожидают чужих за своим столиком, отодвигаются от соседа по скамейке, а прежде чем «приземлиться», спрашивают уже сидящего рядом, не возражает ли он».
42 бумажные страницы
Правообладатель
Bookwire
Дата публикации оригинала
2013
Год выхода издания
2013
Издательство
Стрелка пресс
Уже прочитали? Что скажете?
👍👎

Впечатления

  • Victoria Briatovaделится впечатлением8 лет назад

    Книга антрополога, которая предлагает порассуждать о том, что в современной России понимается под понятием "антропология". Илья Утехин широко известен как исследователь феномена коммунального быта. Не исключено, что эта сомнительная слава его тяготит, но в целом от его популярных работ остаётся ощущение, что у культурной антропологии сегодня не выработан ни предмет, ни язык. И, конечно, это претензия не к автору, а ко всей культурной антропологии в России. Все это интересно и замечательно, когда подаётся в форме статьи на развлекательном ресурсе. Но если читатель хочет большего? Готова ли культурная антропология ему это дать? Наука ли это в классическом понимании? Чего мы вообще ждём от науки? Истины? Развлечений? Нехорошее чувство остаётся с читателем: мы, красивые и умные, сели и вдумчиво поговорили о том, как же глупо фотографироваться у памятника. И все вроде замечательно, но не отмыться от ощущения, что мы — те самые бабушки у подъезда, которых мы препарировали десять страниц назад. Зачем мы применяем научный метод? Что мы хотим описать? Проблема дискурса ярко выражена лингвистически. Автор пробирается сквозь терминологию: может ли он использовать понятие "коннотация", или нет? Понятно читателю слово "филиппики"? "Мимесис"? От нашего читателя зависят глоссарий и библиография. Будет ли он гуглить "Бродский годы жизни", или мы говорим с тем, для кого это очевидно? Как нам разговаривать? С кем? Мы не нашли читателя, но продолжаем болтать с ним накоротке, делая вид, что текст понимают двое. А на самом деле, что уловил читатель? Где он? Что он услышал из того, что сказали? В итоге текст оказывается мясорубкой, в которую попали все, кто умеет складывать буквы в слова. Плохо ли это? Нет, это замечательно, если мы идём дальше. Но задали мы читателю вопросы, которые заставят его открыть словарь? Или он, счастливый в своём невежестве, будет любить тень философии? Мы популяризировали, но что? Невежество соотечественников? А зачем?

  • Knyazheva E.делится впечатлением2 года назад
    👍Worth reading

  • Dinara Nurushevaделится впечатлением3 года назад
    👍Worth reading

Цитаты

  • Anastasia Bogomolovaцитирует9 лет назад
    любопытная аналогия с наблюдениями антрополога Эдварда Холла, исследовавшего культурно-специфичные паттерны использования пространства, в частности — в интерьере жилища и офиса. В отличие от американцев, предпочитающих легкую мебель, которую можно по желанию подвинуть удобнее, немцы, скорее, выберут более массивную мебель, что отражает стремление к контролю над установленным порядком: от посетителя не ожидают, что он станет двигать свой стул, чтобы устроиться поудобнее
  • лерацитирует5 лет назад
    Говоря о «чтении» пространства, интерпретации места и поведения, мы так или иначе имеем в виду те появлявшиеся на протяжении XX века и бок о бок существовавшие семиотические концепции, которые отталкивались от разных представлений о своем предмете. Семиология опиралась на представления о языке: если мы можем усмотреть в некотором объекте свойства, знакомые нам по устройству языка (скажем, единицы, составляющие словари и алфавиты, комбинирующиеся между собой по определенным правилам), то рассмотрение такого объекта как языкоподобного кода могло оказаться продуктивным. Тогда и культуру, мыслимую как память коллектива, которая передается от поколения к поколению внегенетическим путем, оказывалось возможным рассмотреть как совокупность «языков».
  • лерацитирует5 лет назад
    Место Вахштайн предлагает рассматривать как особого рода сообщение, передаваемое не столько вывеской, сколько атрибутами — оформлением и материальным наполнением (Там же, 290–291). Скажем, турникеты, лотки и витрины, банкоматы сообщают о «возможностях». Тогда скоординированные действия участников некоторой деятельности в этом пространстве и с этими возможностями можно расценить как своеобразное метакоммуникативное сообщение. Так, уличный музыкант в пешеходной зоне совместно со своей публикой конструирует место перформанса. Или, например, организованно стоя в очереди на маршрутку, участники очереди сообщают друг другу, что они признают этот фрагмент пространства остановкой маршрутки, самим своим поведением внося вклад в конструирование здесь именно такого, а не какого-либо другого контекста. Именно в этом контексте будет оцениваться и осмысляться любое действие (скажем, подошедшего к краю тротуара и остановившегося там заподозрят в попытке занять выгодную позицию и пролезть без очереди).

На полках

fb2epub
Перетащите файлы сюда, не более 5 за один раз