Я, нуждавшийся в ее спокойствии, державшийся за ее самообладание, как за спасательный круг, в смятении ощущал свою ответственность за эти судороги.
– Неужто это была такая скверная жизнь? – спросил я ее однажды, спросил жалобно, как ребенок, ищущий опоры у воспитательницы. – Неужто действительно совсем, совсем скверная?