Раки-отшельники

А что было дальше?

И вот, значит, когда открываются шокирующие тайны из прошлого в первой книге цикла, то... теперь я знаю, что норвежцы продолжают жить-поживать, как ни в чем не бывало. И есть в этом что-то очень нордическое. Вот мы бы или французы или итальянцы или кто угодно... Разве что, англичане. Короче, очень хорошо, просто преотлично, что мы все разные.

В этой книге очень четко показано, что членам этой семьи хорошо в своих личных раковинках. Всем, кроме, пожалуй, старшего брата - свиновода. Он, конечно, исполняет арию одиночки, но очень тоскует по маменьке.

Зато средний брат задолбался отбиваться от вдовы, перебежавшей из первой книги в следующую. И ведь чувак не раз, причем, очень культурно дал тетке понять, что ему неинтересны секс. заигрывания. Не для нее эта ягодка росла и все такое. Нет, фру добилась своего, а потом встала в позу оскорбленной невинности, когда наутро он сбежал, чтобы окончательно покрыться. То есть, да как он посмел, расрас. Да что ж такое. Ах-ах. Она ему вовсе не навязывается, но он-то каков. Мерзавец. Мне очень захотелось залезть в книгу и проорать ей в ухо, что навязывалась и преследовала бедного дядьку, именно, она. Вот.

Ну, младшенький поддерживает свой личный безупречный стиль жизни. Вообще, создается впечатление, что Анне сильно неравнодушна к нему, ибо он чудеснее всего описан. И вкуснее. Вот щас процитирую.

"Он начал с кусочков вяленой баранины и помидоров, соединил их шпажками с зелеными кисточками, разложил на золотистой фольге и отнес в гостевую. Блюдо напоминало блестящего ежика. Он сварил и остудил яйца, разрезал пополам мокрым ножом, чтобы желтки не приклеивались, а сверху положил морскую икру, чесночный соус айоли и пучки свежего укропа. Потом нарезал свежую моцареллу и нацепил на шпажки вместе с помидорами и листиками базилика, спрыснул все блюдо оливковым маслом и чуть приправил перцем. Положил на тарелку крошечные тарталетки, смазал дно растопленным маслом и наполнил их белужьей икрой, капнул сверху немного лимонного сока и добавил чуточку жирной сметаны. Нарезал сочные испанские колбаски большими кусками и нацепил их на шпажки вместе с кусочками порея и большими каперсами на стебельке. Откинул ягоды для коктейля и черные маслины на дуршлаг, чтобы с них стек сок, нарезал большими кубиками легкий сыр и маленькими кубиками — острый швейцарский, и все вместе превратил в разноцветные желто-черно-красные сырные шпажки. Разложил их на две тарелки, выпил еще один полный бокал шампанского и полюбовался работой, после чего отнес тарелки в гостевую. Потом приготовил салат из тунца с горчицей грубого помола, резаными корнишонами и соусом на основе солений.
«Салат вышел таким вкусным, и при этом таким простым, что даже мать…» — подумал было он, но тут же отогнал эти мысли. Он здесь, в Копенгагене, в приятном творческом опьянении, и ничто не должно его отвлекать, даже телефон, стоящий с выключенным звонком на автоответчике.

Марлен пела глубоким эротичным голосом в колонках фирмы «Бэнг и Олафсен», висевших на стене, а он наполнял тарталетки из ближайшей булочной салатом, добавляя туда еще чуть-чуть горчицы, остатки помидоров, нарезанных полосками, а сверху клал оторванные кусочки лимонной кожуры. Из оставшегося салата и круглых маленьких тостов он сделал сандвичи. Что еще?

Эрленд взволнованно оглядел ингредиенты. Спаржа! Господи! Он совсем про нее забыл. Он поспешил очистить ее и кинул вариться в высокую кастрюлю со специальной металлической корзинкой внутри, которую оставалось только вынуть из воды, когда спаржа будет готова. Пока она варилась, он осторожно разложил кучками пармскую ветчину, мелко нарубил чеснок и петрушку, смешал с растительным маслом, морской солью и желтками. Когда спаржа сварилась и остыла в ледяной воде с кусочками льда, он дал стечь соку, а потом завернул ее вместе с чесночной пастой в ветчину.

Теперь оставалась пара тарелок с зеленью. Свежая цветная капуста, фенхель, маслина и клубника на кончике шпажки. Вторая тарелка с манго, красным апельсином, красным луком и сельдереем. Обе тарелки он приправил бальзамическим уксусом, как его научил Крюмме. Идею, что бальзамическим уксусом надо обильно спрыскивать еду, а не капать его по чуть-чуть, Крюмме позаимствовал из какой-то кулинарной передачи по итальянскому телевидению.

И тут он обнаружил пакет с сыром, который купил Крюмме. Он совсем про него забыл, но придется поднапрячься, ведь сыр — единственное, чего Крюмме действительно хотел. Он украсил сыр остатками деликатесов: ягодами, сельдереем и маслинами. Листики сельдерея он положил под сыр, и накрыл все блюдо целлофаном, чтобы не заветрилось, а потом отнес его в гостевую.

Он сменил Марлен на «Лучшее» Нила Даймонда и занялся украшением комнат, подвесил гирлянды, поставил в подсвечники золотистые и серебристые свечи, накрыл столы золотистым шифоном, на котором, правда, кое-где были пятна, но блюда с едой их прикроют. На конце одного из столов он положил под скатерть несколько больших прямоугольных металлических коробок, которые он стащил во время работы в одном из магазинов. Скатерть мягкими складками поднялась на возвышение, где он решил поставить бокалы и шампанское в ведерках со льдом. Надо не забыть заполнить водой контейнеры в морозилке, чтобы было достаточно льда. Он сложил тарелки стопкой и расправил веером салфетки, купленные в тот же день. На них были блестки, которые, конечно, осыплются в еду, но ради праздника можно на один вечер с этим смириться. В торце второго стола он поставил торт. Тот был как-то по-дурацки украшен, и Эрленд привел его в приличный вид, надев на него юбочку из мятой красной фольги, усыпанной серебристыми звездочками, которые он обнаружил в новогоднем ящике. Остальные звездочки он рассыпал по скатертям. Кофейные чашки, бокалы для коньяка и десертные блюдца он поставил рядом с тортом. И плошку китайского печенья. Вот."

Вотвот, или я прямо изошла слюной! Ну, там потом его мужик делает сюрприз по типу: "Дорогой, давай заведем ребенка." Хороший у него мужик, кстати. Серьезный, а не вертихвост. И тут на моменте родительства начинается какой-то шта?!! Я конкретно так исплевалась, когда читала слащавую рыдательную романь о том, как они заводили ребенков. Уже двух. Ибо!!! Я читаю скандинавов не для того, чтобы вляпаться по самые гланды в мыльную оперу со слезами и соплями. За что со мной так вы поступаете, в общем?!!

А дочь-племянница вроде как встречает мужчину своей мечты, но как только выясняется, что он заделал ребенка какой-то там, когда-то там, как-то уж слишком решительно бросает его и уезжает на деревню к дедушке, то есть к папе, который через алкоголизм повредил ножку, и засосало девушку норвежское хозяйство.

Концовка грустная с заделом на продолжение, третью книгу еще не перевели. Но у меня создалось впечатление, что Анне избавилась от персонажа, совсем не вписывавшегося в будущую идиллию, которая предполагается в финале. Но он ушел куда хотел и к кому хотел, скорее всего. Зато все остальные члены семейства явно намылились засосаться в норвежское хозяйство, то есть вернуться к истокам, в одну общую раковину.

За что поставила почти пять книге. За то, что Анне написала о том, что надо слушать интуицию и не откладывать на потом то, что ты хочешь сказать близкому человеку или сделать для него. Возможно, это спасет его жизнь, а если нет, то будет у вас это последнее мгновение, которое вы не упустите, решив дождаться особенного момента.

И о норвежском хозяйстве.

"С этого вечера все изменилось. Его преследовали сны, и почти всегда про детство. Лица, голоса, как он идет вверх по липовой аллее к хутору, камушки под его стертыми сандалиями, колокольчики, сильный запах травы и земли, солнце просвечивает сквозь липовые кроны, запахи на кухне — еды и пыли. В его снах на Несхове всегда было лето. Дохлые мухи на клейкой бумаге, свисавшей с потолка, белое ведерко с обрезками овощей под раковиной, он даже вспомнил, как ему нравилось кусать резиновый край этой раковины, как только он подрос и мог до него дотянуться. И еще ему снился дедушка Таллак, в лодке, с руками на коленях, подрагивающие весла опущены в воду, которая, мерцая, соединялась с остальным фьордом, потная челка, прилипшая ко лбу, его широкая фигура, загорелые запястья, швырявшие огромных лососей через борт. Его отец. Иногда они спускались к фьорду, чтобы набрать песка и камней для бетона, и шлепали по воде, куда их обоих утягивал Эрленд. Бездомные раки-отшельники, которых они отлавливали в ведро, все это ему снилось, просыпаясь, он был измотан и взволнован."

Не сомневайтесь, засосет. Оно такое.

"Эрленд закрыл глаза, попытался себе представить Несхов, восстановленный до блеска, как он приезжает туда в собственную квартиру, наполняет шкафы едой и выпивкой, выглядывает в окно, а там двое детей прыгают с полевыми цветами в руках, одежда развевается на веревке, клубника со сливками на дворе. Раньше там стоял стол и скамейки, куда этот стол делся, может, стоит в амбаре. На нем белая скатерть, Ютта и Лиззи сидят в шезлонгах, Крюмме перед плитой в шортах, ему не идут шорты. Прогулки вдоль берега, купание, ловля раков-отшельников и крошечных крабов, отполированные мраморные камушки… Может, поехать туда осенью, собирать голубику, настаивать ее на спирту с сахаром и здесь, дома, будет ликер на Рождество. Двое детей с полевыми цветами в руках…"