Free
Аркадий Гайдар

Школа

  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    – Бориска! – услышал я прерывающийся шепот.

    Открыл глаза. Почти рядом, крепко обняв расщепленный снарядом ствол молоденькой березки, сидел Васька Шмаков.

    Шапки на нем не было, а глаза были уставлены туда, где впереди, сквозь влажную мглу густых сумерек, золотистой россыпью мерцали огни далекой станции.

    – Бориска, – долетел до меня его шепот, – а мы все-таки заняли…

    – Заняли, – ответил я тихо.

    Тогда он еще крепче обнял молодую сломанную березку, посмотрел на меня спокойной последней улыбкой и тихо уронил голову на вздрогнувший куст.

    Мелькнул огонек… другой… Послышался тихий, печальный звук рожка. Шли санитары.

    1929
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Несколько часов спустя из белых сугробов поднялись залегшие цепи. Навстречу пулеметам и батареям, под картечью, по колено в снегу двинулся наш рассыпанный и окровавленный отряд для последнего, решающего удара. В тот момент, когда передовые части уже врывались в предместье, пуля ударила меня в правый бок.

    Я пошатнулся и сел на мягкий истоптанный снег.

    «Это ничего, – подумал я, – это ничего. Раз я в сознании – значит, не убит… Раз не убит – значит выживу».

    Пехотинцы черными точками мелькали где-то далеко впереди.

    «Это ничего, – подумал я, придерживаясь рукой за куст и прислоняя к ветвям голову. – Скоро придут санитары и заберут меня».

    Поле стихло, но где-то на соседнем участке еще шел бой. Там глухо гудели тучи, там взвилась одинокая ракета и повисла в небе огненно-желтой кометой.

    Струйки теплой крови просачивались через гимнастерку. «А что, если санитары не придут и я умру?» – подумал я, закрывая глаза.

    Большая черная галка села на грязный снег и мелкими шажками зачастила к куче лошадиного навоза, валявшегося неподалеку от меня. Но вдруг галка настороженно повернула голову, искоса посмотрела на меня и, взмахнув крыльями, отлетела прочь.

    Галки не боятся мертвых. Когда я умру от потери крови, она прилетит и сядет, не пугаясь, рядом.

    Голова слабела и тихо, точно укоризненно, покачивалась. На правом фланге глуше и глуше гудели взрываемые снежные сугробы, ярче и чаще вспыхивали ракеты.

    Ночь выслала в дозоры тысячи звезд, чтобы я еще раз посмотрел на них. И светлую луну выслала тоже. Думалось: «Чубук жил, и Цыганенок жил, и Хорек… Теперь их нет и меня не будет». Вспомнил, как один раз сказал мне Цыганенок: «С тех пор я пошел искать светлую жизнь». – «И найти думаешь?» – спросил я. Он ответил: «Один не нашел бы, а все вместе должны найти… Потому – охота большая».

    – Да, да! Все вместе, – ухватившись за эту мысль, прошептал я, – обязательно все вместе. – Тут глаза закрылись, и долго думалось о чем-то незапоминаемом, но хорошем-хорошем.
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    – Гориков! – крикнул меня кто-то от другого костра. – Поди-ка сюда.

    Я подошел к кучке споривших о чем-то красноармейцев.

    – Вот ты скажи, – спросил меня Гришка Черкасов, толстый рыжий парень, прозванный у нас псаломщиком. – Вот послушайте, что вам человек скажет. Ты географию учил?.. Ну, скажи, что отсюда дальше будет…

    – Куда дальше? На юг дальше Богучар будет.

    – А еще?

    – А еще… Еще Ростов будет. Да мало ли! Новороссийск, Владикавказ, Тифлис, а дальше Турция. А что тебе?

    – Много еще! – смущенно почесывая ухо, протянул Гришка. – Эдак нам полжизни еще воевать придется… А я слышал, что Ростов у моря стоит. Тут, думаю, все и кончится!
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Ты вот что скажи… Парень в партию просится. Поручишься за него? Что глаза-то уставил? Сам же говоришь: и боец хороший и не замечен ни в чем, а что насчет прошлого, – ну, об этом не век помнить!

    – Оно-то так! – почесывая голову и растягивая слова, согласился Сухарев. – Да ведь только черт его знает!

    – Черт ничего не знает! Ты ротный, да еще партийный. Ты лучше черта должен знать, годится твой красноармеец в коммунисты или нет.

    – Парень ничего, – подтвердил Сухарев, – форс только любит. Из цепи без толку вперед лезет. А так ничего.

    – Ну, не назад все же лезет. Это еще полбеды! Так как же, смотри сам… Подписываешь ты или нет?

    – Я-то бы подписал, этот парень ничего, – повторил осторожно Сухарев. – А еще кто подпишет?

    – Еще я!.. Давай садись за стол, вот заявление.

    – Ты подписал!.. – говорил Сухарев, забирая в медвежью лапу карандаш. – Это хорошо, что ты… Я же говорю, парень – золото, драли его только мало!
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Сердиты у нас дюже ребята на Федьку, чтоб его бомбой разорвало.
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Все то, что я хотел сказать Шебалову, перед тем как просить его поручиться за меня в партию, все заготовленное мною длинное объяснение, которым я хотел убедить его, что я хотя и виноват за Чубука, виноват за обман с Федькой, но, в сущности, я не такой, не всегда был таким вредным и впредь не буду, – все это вылетело из моей памяти.

    Молча я подал ему исписанный лист бумаги.

    Мне показалось, что легкая улыбка соскользнула из-под его белесоватых ресниц на потрескавшиеся губы, когда он углубился в чтение моего пространного заявления.

    Он дочитал только до половины и отодвинул бумагу.

    Я вздрогнул, потому что понял это как отказ. Но на лице Шебалова я не прочел еще отказа. Лицо было спокойное, немного усталое, и в зрачках дымчатых глаз отражались перекладины разрисованного морозными узорами окна.

    – Садись, – сказал Шебалов.

    Я сел.

    – Что же, ты в партию хочешь?

    – Хочу, – негромко, но упрямо ответил я.

    Мне показалось, что Шебалов спрашивает только для того, чтобы доказать всю невыполнимость моего желания.

    – И очень хочешь?

    – И очень хочу, – в тон ему ответил я, переводя глаза на угол, завешанный пыльными образами, и окончательно решив, что Шебалов надо мною смеется.

    – Это хорошо, что ты очень хочешь, – заговорил опять Шебалов, и только теперь по его тону я понял, что Шебалов не смеется, а дружески улыбается мне.

    Он взял карандаш, лежавший среди хлебных крошек, рассыпанных по столу, подвинул к себе мою бумагу, подписал под ней свою фамилию и номер своего билета.

    Сделав это, он обернулся ко мне вместе с табуреткой, шпорами и палашом и сказал совсем добродушно:

    – Ну, брат, смотри теперь. Я теперь не только командир, а как бы крестный папаша… Ты уж не подведи меня…

    – Нет, товарищ Шебалов, не подведу, – искренне ответил я, с ненужной поспешностью сдергивая со стола лист. – Я ни за что ни вас, ни кого из товарищей не подведу!
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Я ушел воевать за «светлое царство социализма». Царство это было где-то далеко; чтобы достичь его, надо было пройти много трудных дорог и сломать много тяжелых препятствий.

    Белые были главной преградой на этом пути, и, уходя в армию, я еще не мог ненавидеть белых так, как ненавидел их шахтер Малыгин или Шебалов и десятки других, не только боровшихся за будущее, но и сводивших счеты за тяжелое прошлое.

    А теперь было уже не так. Теперь атмосфера разбушевавшейся ненависти, рассказы о прошлом, которого я не знал, неотплаченные обиды, накопленные веками, разожгли постепенно и меня, как горящие уголья раскаляют случайно попавший в золу железный гвоздь.

    И через эту глубокую чужую ненависть далекие огни «светлого царства социализма» засияли еще заманчивее и ярче.
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    – Это ты зря говоришь, Малыгин! Зря… Парень он не спорченный. С него еще всякое смыть можно. Тебе, Малыгин, сорок, тебя не переделаешь, а ему шестнадцатый… Мы с тобой сапоги стоптанные, гвоздями подбитые, а он как заготовка: на какую колодку натянешь, такая и будет! Мне вот Сухарев говорит: у него-де Федькины замашки, любит-де в цепи вскочить, храбростью без толку похвастаться. А я ему говорю: «Ты, Сухарев, бородатый… а слепой. Это не Федькины замашки, а это просто парень хочет оправдаться, а как – не знает».
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Но напрасно вызывался я в опасные разведки. Напрасно, стиснув зубы, бледнея, вставал во весь рост в цепи, в то время когда многие даже бывалые бойцы стреляли с колена или лежа. Никто не уступал мне своей очереди на разведку, никто не обращал внимания на мое показное геройство.

    Сухарев даже заметил однажды вскользь:

    – Ты, Гориков, эти Федькины замашки брось!.. Нечего перед людьми бахвалиться… Тут похрабрей тебя есть, и те без толку башкой в огонь не лезут.
  • Георгий Коставацитирует4 месяца назад
    Коченея от морозного ветра, подмоченные снизу водой болота, сверху – всосавшимся в одежду туманом, растянувшись по одному, за полчаса прошли мы не больше ста метров. Руки у меня посинели, глаза надуло ветром и колени дрожали.

    «Черт Федька! – думал я. – То вчера по грязной дороге ехать не хотел, а сегодня в трясину завел».
fb2epub
Перетащите файлы сюда, не более 5 за один раз