Елена Скульская

Мраморный лебедь

Сообщить о появлении
Загрузите файл EPUB или FB2 на Букмейт — и начинайте читать книгу бесплатно. Как загрузить книгу?
  • Анастасия Ландерцитирует9 лет назад
    С самого раннего детства мы с сестрой знали, что нет ничего страшнее потери невинности до брака. Потому что, если можно за день до свадьбы, то можно и за два дня, а ес­ли можно за два дня, то можно и за месяц, а если можно за месяц, то почему бы сразу не выйти на панель. Это говорилось с таким омерзением к нашим возможным порочным намерениям, что мы обе чувствовали себя преступницами.
  • Lucy Durasovaцитирует3 года назад
    — Мне в окно однажды стучала синица, а я, не зажигая света, отвечала: «Войдите! Войдите!». А она все равно: «Тук-тук, тук-тук!».
    — И ведь никто не вошел, да? Зачем ты плачешь?
  • Lucy Durasovaцитирует3 года назад
    Ты проходишь мимо летящим предметом, но останавливаешься сразу, достаточно одного «Привет!», вонзаешься в тротуар.
  • Лера Матвиишинацитирует7 лет назад
    «Хорошая литература — всегда про тебя, плохая — всегда про других. Любовь к плохой литературе — попытка изменить свою судьбу на более легкую».
  • Анастасия Ландерцитирует9 лет назад
    Помню запущенный, разбросанный, заросший чертополохом сад, раздраженную домработницу Амалию, игру в шарады; Лотмана, произносившего «Не фертите очень!» и прочие забавные и смешливые вещицы; помню ненатуральных восковых студенток, игравших роли из Серебряного века — самодеятельно и алчно, потому что у филологов в замкнутом университетском пространстве всегда одна проблема: очень много свободных, туманных, ждущих, мечтающих девушек и практически совершенно нет молодых людей, готовых откликнуться на их зов.
  • Анастасия Ландерцитирует9 лет назад
    Театр немыслим без зрительского простодушия. В «Глобусе» партер стоял, ел, пил, тут же мочился на стены театра, — и ничего: понимал «Гамлета».
  • Анастасия Ландерцитирует9 лет назад
    Доченька моя сидит на крошечной табуретке в нише. Стены выложены неверным стеклом — выпуклым и близоруким. Свисают шланги, на них, медленно и тяжело раскачиваясь, набухают непросохшие клизмы. Еще есть огромные тазы, поманившие было сходством с тазами для варенья на даче, но за этой приманкой показались проколотые вишни с густыми каплями сока, как та капля, что была только что выдавлена из ее пальчика, и тазы наполнились больничными запахами. А она сидит на табуретке в нише, как в глубине сцены, и отдернут прорезиненный занавес, заляпанный марганцовкой и поросший наслоившейся грязью; она сидит тихо, как только умеют сидеть дети, ждущие беды. И я знаю, что с ней произойдет. Я знаю, что на нее наденут тяжелый мясницкий фартук, словно она заодно с теми, кто сейчас к ней подступится, и тоже хочет, чтобы кровь не разбрызгивалась; она зажмурится сейчас, раскроет рот; сначала каждую гланду проткнут длинной кривой иглой на шприце, а потом вырвут, и они по очереди упадут на фартук; и она наклонит голову и увидит их и запомнит на всю жизнь. И навсегда возненавидит проколотые вишни с выступившей тяжелой каплей сока, и персики в подростковом пушке, потому что их косточки, пористые, с неотделимыми кусками мякоти, будут напоминать скатывающиеся по фартуку гланды. И звенеть будут в белых судках металлические холодные инструменты, так звенеть, что невыносимо будет потом видеть на улице духовые оркестры.
    Она сидит голая на табуретке, ей четыре года, и спрашивает утвердительно:
    — Я пока поживу здесь, да?
    И обводит взглядом неверное выпуклое стекло.
    — Мамочка, я пока поживу здесь, да?
    И пытается представить, как здесь можно прижиться и обустроиться.
fb2epub
Перетащите файлы сюда, не более 5 за один раз