Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия

Граждане при этом будут реагировать точно так же, как они реагировали бы на оскорбление другого индивидуума или как если бы сочли себя его жертвой: у них возникнет чувство, что необходимо наказать обидчика. Стремление к мести – практически рефлекторная реакция на грубое унижение: потерю лица или имущества, угрозу личной безопасности. Национальное достоинство столь же свято, как и личная честь.

Будь то семейный конфликт или международная конфронтация, люди прибегают к сложной «теории разума», чтобы понять мышление противника – какие у него есть планы и складываются в голове образы, почему он может что-то неверно истолковать. Данная теория базируется на взаимосвязанном наборе допущений и правил «чтения мыслей». В рамках повседневных взаимодействий эти правила могут принимать форму условных выводов: «Если кто-то слишком пристально на меня смотрит, это значит, что он на меня сердится»; «Если его голос дрожит, он меня боится»; «Если человек молчит, он, вероятно, со мной не согласен».

Применяя подобные правила, один индивидуум может попытаться понять точку зрения другого. Психотерапевт интегрирует описания пациентом его реакций на разные события, чтобы понять основные убеждения и внутренние установки. Например, стараясь понять, что творится в голове у страдающего депрессией пациента, психотерапевт может попытаться увидеть мир его глазами, а затем помочь оценить имеющиеся в мышлении пациента предвзятости и предубеждения.

Политики манипулируют национальной самооценкой и образом противника, на основе которых информация о противниках интерпретируется шаблонно. В результате у нации формируется восприятие действий противника как преследующих наиболее злобные и враждебные его замыслы, в то время как пристрастные интерпретации собственных действий имеют явную положительную направленность. Когда корейский пассажирский лайнер был сбит Советским Союзом в 1982 году, в Соединенных Штатах широко распространилось убеждение, что это был намеренный антигуманный акт, а не случай ошибочной идентификации, как утверждали Советы . События, которые находятся в соответствии с представлениями о «хорошести» своей нации, считаются подтверждением ее добродетелей; а события, которые могут испортить имидж, обесцениваются или их значимость преуменьшается.

Политические элиты могут использовать образ нации для оправдания действий, способствующих достижению их личных целей. Например, руководство Югославии, состоявшее из сербов, создало образ преследуемых и гонимых людей для построения мононациональной Великой Сербии. Образ Соединенных Штатов как оплота против иностранной тирании был противопоставлен образу безжалостной и монструозной силы коммунизма, что оправдывало интервенции в Корее и Вьетнаме. На протяжении холодной войны американская международная политика формировалась под влиянием представлений об империалистическом и подрывном Советском Союзе, который угрожал пройтись своими войсками по Западной Европе и захватить остальной мир. (В сталинский период такое восприятие СССР и его внешней политики, вероятно, отчасти было правдиво.). У граждан Советского Союза был полностью аналогичный взгляд на Соединенные Штаты и их цели на международной арене: империалистические, враждебные, опасные. Сопоставление в умах людей угрожающих образов обеих сторон имело тенденцию их усиливать. Отвращение к коммунизму и страх достижения Советским Союзом мирового господства привели к участию США в войнах против «плохих» коммунистов в Корее и Вьетнаме. Интересно отметить, что образ Советского Союза как «Империи зла» (по словам президента Рейгана) поблек с наступлением оттепели в холодной войне.

В то же время многочисленные политические группы влияния, газеты, контролируемые Херстом и Пулитцером, создавали интервенционистские настроения в американском обществе. Потопление броненосца «Мэн» во время «визита вежливости» в порт Гаваны в еще большей мере взбудоражило и широкие массы, и Конгресс, попытавшийся подвигнуть президента Уильяма Мак-Кинли на объявление войны Испании. Так, Теодор Рузвельт обвинил президента в бесхребетности – за то, что тот не вмешался в ситуацию раньше. Распространенный шовинистический образ стал настолько силен, что это вынудило президента начать Испано-американскую войну. Некоторые другие войны, в которых участвовали Соединенные Штаты, например Вьетнамская, первоначально изображались как преследующие благородную американскую цель сдерживания коммунизма, но превращались в битвы за защиту чести и престижа Америки.

После обеих мировых войн моральная оценка американцами своей страны как щедрой нации выливалась в благотворительные поставки продовольствия и материалов; финансовую помощь как бывшим врагам, так и союзникам. Во времена холодной войны, когда Советский Союз воспринимался главной угрозой для свободы в мире, американская политика предусматривала предоставление убежища жертвам угнетения. В последний период потоки беженцев из Сомали, Боснии и бывшего Заира оказали воздействие на коллективную совесть нации и привели к американскому военному вмешательству, чтобы облегчить страдания. Моральное представление о себе как о несущем добро защитнике свободы и демократии во всем мире определяло и политику США в отношении других государств.

Образ врага связан с представлением общества или нации о себе, многоцветной картиной сильных и слабых сторон нации, ее целей и уязвимостей, исторических моментов и политических задач.

В отличие от полного недоброжелательности образа «чуждой» группы или нации, граждане государства ощущают себя невинными жертвами. В той мере, в какой люди отождествляют себя с собственной группой или нацией, их мысленное представление об этой более крупной сущности, к которой они принадлежат, формирует и индивидуальные образы самих себя. Поэтому они воспринимают поражения и триумфы своей нации как собственные, индивидуальные поражения и триумфы.

Личное представление о себе – это смесь характеристик (привлекательности, эффективности, интеллекта), которые люди считают важными для достижения целей в жизни. Они оценивают себя в соответствии с тем, насколько хорошо эти характеристики способствуют решению поставленных перед собой задач, а также насколько эти достижения близки к их идеалам. Оценка жизненных удач и результатов отражается на отношении к самим себе. В зависимости от того, как люди интерпретируют свой жизненный опыт и успехи в достижении поставленных целей, они могут считать себя успешными или неудачливыми, популярными или безвестными, триумфаторами или побежденными.

В мирное время имидж нации в головах людей, как правило, занимает место на периферии сознания, по сравнению с важностью, которую имеет индивидуальная самооценка. Хотя те граждане, у которых особо развито чувство гражданского долга, а также те, кто активно занимается или по крайней мере интересуется политикой, часто обеспокоены несоответствием между общим состоянием, в котором находится их нация как таковая, и собственными представлениями о ней, все же большинство озабочено преимущественно личными проблемами и устремлениями. Но во времена серьезных кризисов, глубоко затрагивающих всю нацию, каждый индивидуум глубоко вовлекается в проблемы своей страны. Когда происходящие вокруг события начинают влиять на национальный имидж, встает угроза всей стране, и она вовлекается в конфронтацию с другими государствами, этот имидж выдвигается на передний план и начинает в критической мере влиять на то, что люди думают и чувствуют.

В военное время имидж нации становится центром восприятия мира каждым гражданином; по мере сплочения вокруг государственного флага люди переключаются из «эгоцентрического режима» в режим признания групповых целей более важными. Самооценка каждой личности оказывается привязаной к образу страны. Политика государства становится их личной политикой; слабости, уязвимости нации – их личными слабостями и уязвимостями; нападение на государство воспринимается как нападение на себя лично. Перед лицом призрака врага, несущего зло, граждане готовятся отдать свои жизни за родину, религию или соответствующее политическое движение.

Преобладающее в Соединенных Штатах представление о себе – это доброжелательная, свободолюбивая, демократическая страна, которую ценят за ее готовность нести жертвы ради защиты других государств от тирании и несправедливости, оказывать помощь людям, находящимся в отчаянном положении. Представление об американском «плавильном котле» для самых разных групп эмигрантов лишь усиливает такой эгалитарный имидж. Подобная забота о «слабых» была частью мотивации для интервенции на Кубе в 1898 году с целью изгнания «тиранических» испанских правителей. Представление о себе как о высокоморальном обществе, выраженное в глубоком сочувствии к тяжелому положению кубинского народа, вынудило правительство США попытаться урегулировать конфликт между испанскими властями и их подданными в этой колонии. А непримиримость испанского правительства в данном конфликте в значительной степени основывалась на испанской гордости и страхе испанского руководства приобрести имидж «слабаков» как у себя дома, так и во внешнем мире.

Образы злобного Врага в такой же мере порождены воображением, как и фантазии о ведьмах, демонах, злых духах. Индивидуальность, человеческие качества людей «по ту сторону» стираются; они визуализируются как воплощения всего плохого, что есть в мире. Машина пропаганды еще больше усугубляет образ Врага как вселенского зла в умах людей. Этот злобный образ появляется на плакатах, карикатурах и журнальных иллюстрациях: свихнувшийся убийца, садист-мучитель, насильник, варвар, свирепая горилла, саблезубый монстр, пресмыкающийся гад, крыса или дьявол.

Вплоть до учреждения Организации Объединенных Наций не существовало никакого более-менее значимого инструмента, препятствующего вооруженным конфликтам между нациями, которые разрешались убийством достаточного количества врагов и истощением их ресурсов, что удерживало от продолжения военных действий. Если в гонке вооружений захватывает лидерство какое-то одно племя или нация, его соседи вынуждены пытаться наверстать упущенное, чтобы защитить себя. «Дилемма безопасности» предрасполагает лидеров государств оценивать (часто преувеличенно) поведение перевооружающегося соседа как недоброжелательное и побуждает их готовиться к защите собственной страны. В противном случае они рискуют оказаться застигнутыми врасплох. Если государства будут отвечать на угрозы или реальную агрессию «непротивлением», они просуществуют недолго. С другой стороны, чрезмерно острая реакция на поведение соседа может спровоцировать вооруженный конфликт.

История взаимоотношений между государствами-соседями влияет на вероятность того, что одно из них может нанести упреждающий удар (как сделала Германия во время Второй мировой войны). Страны, имеющие «богатую» историю войн с соседями, могут проводить и миролюбивую политику. Такое изменение в поведении на уровне наций демонстрируют скандинавские государства. Они отказались от войны как от инструмента внешней политики более ста лет назад. Учитывая подобные культурные и общественные изменения, иногда имеющие место успехи в посредничестве с целью предотвращения войн, кажется маловероятным, что война является чем-то абсолютно неизбежным.

Некоторые исследователи предполагают, что стремление «повоевать» является естественным и проистекающим из глубоко лежащих в человеческой психике дефектов, предположительно генетически передаваемых нам от древних предков. Популярная в 1960-х – 1970-х годах теория рассматривала войну как выражение сути Человека-Хищника. Ее авторы полагали, что, участвуя в военных действиях, люди просто выполняют свою генетически детерминированную программу, которая в доисторических условиях облегчала охоту. Более недавняя концепция – «Человека Преследуемого» – сосредоточивает внимание на факте уязвимости наших первобытных предков перед более крупными хищными животными. Придерживающиеся ее исследователи говорят о детских страхах, связанных с дикими животными и всяческими монстрами, а также о ночных кошмарах и мифах, в которых действуют свирепые хищники, как о доказательствах проявлений тех первобытных страхов. Они считают, что наши предки разработали стратегии выживания, компенсировавшие их уязвимость перед львами, леопардами и другими подобными животными, как и стратегии охоты на хищных зверей.