В начале было детство

Несвоевременное обучение мастерству — серьезная преграда для творчества». Убийственно верно! Несвоевременное обучение грамматике окончательно угробливает изучение языков.

Слово «самодеятельность» было самым бранным в лексиконе Химичева. Педагогов студии он распекал именно за самодеятельность. Собрав нас у директора в кабинете, он отчитывал нас за отсутствие профессионализма. Главным грехом было то, что мы не воспитываем в детях чувство патриотизма через любовь к природе и родному краю. К тому же дети, по его мнению, должны носить на груди таблички с именем, фамилией и номером группы. Иначе, убеждал маэстро, запомнить учеников невозможно. Но мы помнили не только имена детей, но и другие, с точки зрения Химичева, излишние подробности их жизни. Директору идея понравилась: детишки под номерами, и все любят природу.
Родители смотрели Химичеву в рот, обрамленный густой бородой и усами, и вместо детей выполняли домашние задания

Ребенок не боится банальности. Такого понятия в его сознании не существует. Он не создает произведений искусства, он осваивает мир с помощью рисования линий, нанесения красок и создания пластических форм.

Помню, как старушка-няня часами могла просиживать у окна с нашим годовалым сыном. «Шук, шук, шук», — приговаривала она, отбивая такт ребром ладони. Тем самым она как бы внушала ребенку: «Смотри, не спеши. Все будет, как будет, такая жизнь… Вон машина едет, вон тетя идет, шук-шук-шук…»

Как изобразить день и ночь? Дети прибегли к аллегории. Вылепили человечков из черного и белого пластилина. Человечки бегут в разные стороны. Ванечка накатал белых шариков и огурцов, насадил их на изогнутую проволоку, и получилась модель какого-то органического соединения. То же самое он сделал из черного пластилина. Потом поставил белую модель на черную, чтобы сверху был день, а внизу — ночь.
— У всех люди, а у тебя что? — спросила у Ванечки мама. Он объяснил, что это день и ночь.
— Наверное, ты еще не умеешь лепить человечков?
— Их не задавали, — ответил Ванечка. Не стал спорить с матерью, доказывать ей, что умеет лепить человечков.
На всех рисунках, вне зависимости от темы, он писал: «папа, мама». К «папе-маме» он приписывал по кругу имена всех детей в группе, а внизу оставлял место для «Елены Рыгорывны».
Ведь главным для него были не темы, а дух дружественности, ощущение тепла, без которого не рождаются и не живут люди.

Взрослые боятся последствий. А дети живут мгновением. Вот какое у них мгновение — сидят за столом при самодельных свечах и поверяют заветные мечты заляпанной пластилином фольге.

Сегодня за меня работает тетя Мотя — наперсток с глазами, носом и ртом, обвязанный тряпкой-косынкой и надетый на мой средний палец. Указательный и безымянный — тети-Мотины руки. Тетя Мотя мечтает побывать вместе с детьми в стране Фантазии, прогуляться по небывалым горам и лесам, повидать то, чего без фантазии не увидишь.

задумайте одну вещь, — часто просят меня дети. Я начинаю: «Скатайте колбаску, расплющите…»
И начинается гадание, но одной детали для отгадки недостаточно. Это может быть перо фазана, жар-птицы, петуха, ложка, вилка, нож, грабли, санки…
Эле не удается вылепить человека. Не выходит — и все тут. Я заметила, что Элю привлекает все блестящее, маленькое и кругленькое. На этом можно сыграть.
Раздаю детям по две бусинки.
— Это — глаза. А остальное — долеп

детьми постарше я задумала вылепить «читающего человека». Сидящего на стуле или на чем угодно. Для этого раздала всем квадратики из газетной бумаги. Играем в библиотеку. Все читают газеты. Газеты настоящие. Будут настоящими, если сложить квадратик пополам. Теперь к газете надо долепить читающего человека.
Фантики, свернутые в кульки, — клоунские шапки. Дело за пустяком — надеть эту шапку на клоуна. Пружинки — хвосты мышей. К хвосту уже ничего не стоит приделать туловище мыши.
«Живая» деталь — это протянутая рука: ухватись за нее, и она поможет долепить недостающее. Она возбуждает воображение и снимает страх перед предстоящей трудоемкой работой.

Чувственный опыт — сокровище