Луна, луна, скройся!

— Помолчи. Меня сейчас стошнит.

— Это от вина.

— Нет. Это от жизни.

Будит меня Кристо. Лицо — пасмурней некуда. У меня, наверное, тоже. Похмелье.

С трудом усаживаясь, я оглядываюсь:

— А где все? И где… кострище? Ты меня что, унёс оттуда?

— Ниоткуда я тебя не унёс.

— Тогда где все, всё?

— Нет. И не было.

— Как? В смысле?

— Никого не было.

Он даёт мне открытую бутылочку колы, извлечённую из торбы, которой я обзавелась ещё в Новом Саде. Я болезненно глотаю: каждое движение губ, языка, горла отдаётся в голове.

— Ничего не понимаю.

— Эта Надзейка, она кто?

— Одноклассница бывшая. На турецкую войну когда-то сбежала.

— Повезло тебе, что она здесь… была.

— Почему?

— А потому, что с мертвецами танцевать — опасно для жизни.

Я подумаю об этом потом. Я не буду тревожиться сейчас. Всё пребудет так, как есть, и всё идёт своим чередом. Меня несёт рекой, и моё дело — оглядеться, не торчит ли где из речного обрыва удобный, крепкий корень, и подгрести туда, и ухватиться за него. А пока его нет — просто расслабиться и плыть, покачиваясь на широкой и мягкой водяной ладони.