Танатос

«Ты ничего не стоишь, и это правда, — ответил Язаки с улыбкой. — А я тем более, да никто ничего не стоит, все на свете взаимозаменяемо, никто ничего не значит ни для кого. Но если человек поверит, что это можно взять в качестве точки отсчета, то он никуда дальше не продвинется, он и будет всю свою жизнь подчинять одной только цели: однажды оказаться для кого-нибудь чем-нибудь стоящим, не понимая, что это бесполезно. Да никто не может с уверенностью заявить, что он кому-нибудь нужен. — Он помолчал и добавил: — И именно поэтому мы свободны».

все свое детство я провела, мучаясь этим вопросом, но потом, как только отец начинал бить меня, я стала испытывать чувство безопасности, ибо страх возникает, когда воображаешь, что вот сейчас произойдет нечто ужасное, но когда это происходит, страх уступает место реальности;

мы знали, что наши отношения скоро закончатся, но не могли понять, как это сделать побыстрее, поэтому мы постоянно лгали друг другу: «Что бы ни случилось, ты всегда будешь самой дорогой для меня» и «Даже если у меня и есть другой мужчина, то это не по вашей вине, учитель», — вот так мы лгали друг другу…

правда, когда трогаешь женскую грудь, тоже возникает приятное ощущение мягкости

их отношение к жизни, ибо отсутствие уважения к себе свидетельствует о ненависти к себе, о том, что человек не в состоянии полюбить себя, что бы он ни делал; такие люди не могут понять, что их может кто-то полюбить

Потому что ставить все в зависимость от несуществующего «я» означает жить во лжи.

«я» — это когда ты одновременно дрожишь от страха и от радости, понимая, что ты не один.

Довести себя до того, что начинаешь орать «нет!», это садомазохизм, причем не важно, идет ли речь о детской игре или же о судьбе Восточной Европы, это одно и то же, в то мгновение, когда кричат «нет!»

только боль, и ничто другое, может породить слова, если бы не существовало страха за свою жизнь, то эволюция просто не началась бы, и не было бы никакого прогресса, и никто бы и не подумал заговорить

Я хочу видеть вас довольным», — отвечала я ему, вот таким образом я поняла, что он не знал того факта, что множество людей не способны по-настоящему отринуть то, что они не любят, у них нет такого опыта, а иногда они даже и не имеют понятия о том, что им не нравится, а он и не знал, что это так же верно, как и то, что все едят лапшу и рис, он думал, что люди живут, имея точное представление о предмете своей ненависти, и откровенно говорят об этом другим.