Роль моей семьи в мировой революции

вообще русский язык был легок и понятен, как будто кто-то, сильно пьяный, говорит по-сербски.

Мы были пропащей семьей с множеством красивых фотографий.

Отец сказал: «Нас освободили!» Дедушка спросил: «Что, опять?»

Атлет ел рубленый шницель и другие вещи, потом уходил перегрызать кусок железа в благотворительных целях.

В доме были и другие вещи – например, удаленные гланды, дядины. На фарфоровой банке было написано: «Гланды!» – затем фамилия и дата операции. Гланды стояли на полке среди компотов, но отличались от них.

Я сказал: «Я думал» у меня есть друзья, но сейчас вижу, что их нет!» Товарищ Раде Кайнич сказал мне: «Это может быть только временно, но в настоящий момент ты нам не нужен!»

Дедушка, который никогда не падал в обморок, говорил: «Врут все! – и потом добавлял: – Хватит безобразничать!»

Отец стоял в тазу, требовал срезать мозоли.

Мы были пропащей семьей с множеством красивых фотографий.

«Только бы все это никогда не кончалось и не наступили занудные дни!»