Миросистемный анализ: введение

Сильные государства оказывают давление на слабых и не позволяют им закрывать границы на пути продвижения факторов производства, выгодных фирмам сильных государств. Отношения строятся таким образом, что слабые государства не могут рассчитывать на взаимность в ответ. Так, в ходе дебатов по вопросам мировой торговли Соединенные Штаты и Европейский Союз постоянно требуют от остальных государств открыть свои границы их товарам и услугам. Но сами они вовсе не собираются распахивать свои границы навстречу сельхозпродукции и текстилю из стран периферии, которые составят серьезную конкуренцию их собственной продукции. Сильные государства могут позволить себе привести к власти в слабых государствах приемлемых для них людей, которые позже вместе с ними будут давить слабые государства и добиваться, чтобы те придерживались политического курса, удобного сильным государствам.

Все знают, что одни государства сильнее, чем другие. Но что имеется в виду под внутренне сильным государством? Конечно, силу не определяет степень деспотичности и жестокости центральной власти, хотя многие часто руководствуются именно этим критерием. Деспотичное поведение государственных властей скорее говорит об их слабости, а вовсе не о силе. Гораздо чаще силу власти можно определить по тому, насколько выполняются ее законные решения. (Помните, мы раньше приводили в пример Людовика XIV против премьер-министра Швеции.) Очень просто оценить силу государства, сопоставив процент заявленных налогов с процентом того, что реально собирается и поступает в казну. Уход от налогов — беда повсеместная, но тем не менее существует огромная разница между тем, что собирают сильные государства (порядка 80%) и слабые (ближе к 20%). Низкие показатели можно объяснять слабостью бюрократии, а неспособность собирать налоги, в свою очередь, лишает государство средств на усиление этой бюрократии.

Если вы приготовили обед или вымыли дома посуду, значит, вы тоже — часть натурального хозяйства. Когда домовладелец сам собирает мебель, которую он купил в магазине, — это тоже натуральное хозяйство. Даже профессионалы высокого уровня задействованы в натуральном хозяйстве: ведь сейчас они сами пишут и отправляют письма по электронной почте, хотя раньше за них это сделала бы оплачиваемая секретарша. Как это ни странно, но сегодня значительная доля дохода многих домохозяйств в экономически благополучных государствах капиталистической мироэкономики приходится именно на натуральное хозяйство.

В средневековом университете было четыре факультета: теологии, медицины, права и философии. В XIX веке почти повсеместно факультет философии разделился на два—факультет «естественных наук» и факультет, посвященный изучению других предметов: иногда его называли факультетом «гуманистики», иногда — факультетом «искусств» или «словесности» (порой того и другого вместе). Случалось, что за вторым факультетом сохранялось старое название — «факультет философии». Университет закрепил то, что Ч.П. Сноу (С.Р. Snow) позже назовет «двумя культурами». Эти две культуры воевали друг с другом, и каждая настаивала на том, что именно ее методы единственно правильные или по крайней мере лучшие, для того чтобы получить знание.

Естественные науки отрицали, что гуманистика способна найти истину. В ранний период существования единого знания поиски истинного, доброго и прекрасного были крепко переплетены или даже связаны воедино. Но теперь ученые естественного направления не хотели иметь ничего общего с поисками доброго или прекрасного — им нужна была только истина. Они оставили поиски доброго и прекрасного философам. И многие философы согласились с таким разделением труда. Таким образом, разделение знания создало серьезную преграду между поисками истины и поисками доброго и прекрасного. Позже это служило оправданием нейтралитета естественных наук по отношению к моральным ценностям.

соответствии с простой краткосрочной моделью спроса — предложения наплыв рабочей силы из-за границы является рыночным плюсом для предпринимателей принимающей страны и рыночным минусом для проживающих там рабочих. Такая картина не учитывает двух важных аспеков, о которых в данном случае не стоит забывать: во-первых, тот отпечаток, который оставляет иммиграция на социальной структуре любого государства и, во-вторых, роль иммиграции в долгосрочной перспективе, а она может быть вполне позитивной, даже если в краткосрочной ее и воспринимают негативно, по крайней мере некоторые.

Другие могут не уважать эти претензии, но гораздо важнее, чтобы они признавали их официально

только правители взяли на службу бюрократов, они тут же взяли под государственный контроль все политические функции: сбор налогов, суды, законотворчество и силовые структуры, полицию и армию. В то же время они делали все возможное, чтобы уничтожить или по крайней мере ограничить влияние местной знати в тех же сферах.

Реальная власть —это возможность претворять в жизнь свои решения. А теперь давайте сравним реальную власть французского короля Людовика XIV, правившего с 1661 по 1715 год, которого принято считать архисимволом абсолютной власти, и, скажем, премьер-министра Швеции в 2000 году: очевидно, что у премьер-министра гораздо больше реальной власти в Швеции 2000 года, чем у Людовика во Франции 1715 года.

Историки свидетельствуют, что в конце XV века, то есть в момент зарождения современной миросистемы, в Англии, Франции и Испании появились «новые монархии». Считается, что межгосударственная система появилась в Италии в период Возрождения (тогда там активно развивались дипломатические отношения) и была интитуцианально закреплена Вестфальским миром в 1648 году. Вестфальский мир, подписанный почти всеми государствами Европы, систематизировал определенные правила межгосударственных отношений, ограничивая и в то же время гарантируя государствам относительную самостоятельность.