Воспоминания (1859-1917) (Том 2)

"Какая вам от того польза? Ведь мы из каждого спорного вопроса будем делать ультиматум и в случае вашей неуступчивости вынуждены будем с шумом выйти из министерства. Это - гораздо хуже, чем вовсе в него не входить"

"Коалиция", таким образом, с самого начала была основана не на полном соглашении, а на гнилом компромиссе, который вводил борьбу Совета с правительством в самую среду нового кабинета.
Я по-прежнему продолжал возражать против самого принципа коалиции - и на этом принципиальном вопросе, а не только на вопросе о дальнейшем ведении внешней политики, обосновал свой уход. Характерная сцена последовала, когда, выходя из самого заседания, я обошел стол, пожимая руки остающимся коллегам.
Кн. Львов, когда я дошел до него, схватил мою руку и, удерживая ее в своей, как-то бессвязно лепетал: "Да как же, да что же? Нет, не уходите; да нет, вы к нам вернетесь". Я холодно бросил ему: "Вы были предупреждены" - и вышел из комнаты.

В заседании 21 апреля я узнал, что моя личная судьба уже окончательно решена.

Я решительно протестовал и против опубликования обвинительно-извинительного акта и против введения социалистов в состав министерства. Я доказывал, что, признавая свои провалы, правительство дискредитирует само себя, а введение социалистов ослабит авторитет власти. Но то и другое было совершенно бесполезно.

ключаю себя из этих "мы". - П. М.) решили позвать вас и объясниться. Мы должны знать, годимся ли мы для нашего ответственного поста в данное время. Если нет, то мы для блага родины готовы сложить свои полномочия, уступив место другим".

В заседании 21 апреля кн. Львов прямо начал с заявления: "Острое положение, создавшееся на почве ноты 18 апреля, есть только частный случай. За последнее время правительство вообще взято под подозрение. Оно не только не находит в демократии поддержки, но встречает там попытки подрыва его авторитета. При таком положении, правительство не считает себя вправе нести ответственность. Мы (я ис

Исполнительный комитет 34 голосами против 19 решил признать эти разъяснения удовлетворительными и инцидент исчерпанным. Резолюция исполнительного комитета гласила, что разъяснения "кладут конец возможности истолкования ноты 18 апреля в духе, противном интересам и требованиям революционной демократии".

апреля - и особенно в течение 21 апреля - настроение, враждебное ленинцам, возобладало на улицах. В ночь на 21 апреля многотысячная толпа наполнила площадь перед Мариинским дворцом с выражениями сочувствия мне. Меня вызвали из заседания на балкон, чтобы ответить на приветствия. Одна фраза из моего взволнованного обращения повторялась в публике. "Видя плакаты с надписями: "Долой Милюкова!", говорил я, я не боялся за Милюкова. Я боялся за Россию".
Я указывал на вред дискредитирования власти, на невозможность заменить эту власть другой, более авторитетной и более способной - довести страну до создания нового демократического строя. Однако, 21 апреля большевики попытались начать вооруженную борьбу. Из рабочих кварталов двинулись к Марсову полю стройные колонны рабочих с отрядами красногвардейцев во главе с плакатами "Долой войну!", "Долой Временное правительство!". К вечеру на улицах началась стрельба и были жертвы.

На смену демонстрантам появились многолюдные процессии с плакатами: "Доверие Милюкову!", "Да здравствует Временное правительство!" Местами доходило до столкновений, но уже к вечеру 20

К 3-4 часам дня к Мариинскому дворцу пришел запасный батальон Финляндского полка с плакатами: "долой Милюкова", "Милюков в отставку". За ним подошли еще роты 180 запасного батальона и около роты Балтийского флотского экипажа. Большинство солдат не знало, зачем их ведут. "Ответственным" признал себя в письме 23 апреля в "Новую жизнь" член совета Федор Линде.
Кроме войск, в демонстрации участвовали рабочие подростки, не скрывавшие, что им за это заплачено по 10-15 рублей.