Голштинский министр Генинг Бассевич, кажется, подметил главное в их отношениях: «Супруга его была с ним, окружённая, согласно воле монарха, царским блеском, который ему всегда был в тягость и который она умела поддерживать с удивительным величием и непринуждённостью. Двор её, который она устраивала совершенно по своему вкусу, был многочислен, правилен, блестящ, и хотя она не могла вполне отменить при нём русских обычаев, однако ж немецкие у неё преобладали. Царь не мог надивиться её способности и умению превращаться, как он выражался, в императрицу, не забывая, что она не родилась ею. Они часто путешествовали вместе, но всегда в отдельных поездах, отличавшихся один величественностью своей простоты, другой — своею роскошью. Он любил видеть её всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась».
Лучше, пожалуй, и не скажешь. Екатерина владела редким даром — врождённым тактом и чувством меры. Безграмотная крестьянка смогла естественно играть роль государыни — и не московской боярыни, а светской дамы, пленявшей гостей танцем и беседой; она умела проникнуться интересами мужа, радоваться его успехам и переживать его неудачи.
Сохранившиеся документы петровского двора показывают Екатерину погружённой в хозяйственные заботы дворцового обихода. Царица закупала вина и водку; приобретала заморские колбасы или «чекулад», прибывавшие в Петербург на иностранных судах; приказывала доставить «про государев обиход две тысячи раков больших» или астраханских арбузов и винограда; посылала мужу свежую клубнику и огурчики.