Полубрат

от беспроводных излияний не скрыться уже нигде, самые интимные признания кричат в трубку в ресторанном застолье, страшные тайны выдают, стоя в очереди или на остановке, и все мы вынуждены выслушивать чужие свары, объяснения, сердечные охи-ахи, так что общество превратилось в гигантский будуар, где все треплются со всеми, а по большому счету, сами с собой, причем сказать им всем нечего.

я любил ее такую, когда она, раздухарясь, выпьет, размякнет, даже и улыбнется, и наконец-то мы окажемся настроены на один часовой пояс, а не как те часы в отеле, где Вивиан как будто Токио, а я – Буэнос-Айрес

Я играл с мыслями. В основном с ними. Больше играть мне было не с кем

Я смеюсь тоже, но что-то наполняет меня грустью, словно я уже вижу контуры будущего, всего, что не выльется ни во что путное, не будет доведено до ума, а будет забыто, вычеркнуто, выкинуто, вырезано, будто эмблема моей жизни — ножницы

Не могла просто сказать «да», – говорю я. – Зачем? – «Да» короче, чем «нет». – Ошибаешься, Барнум. «Нет» всегда короче «да». Должен бы знать.

Я обязан был снять полотенце. У меня не было выбора.

неправда, что время лечит. Оно лишь превращает раны в неприглядные рубцы.

— Тебя сильно достают? — спросил он. Я не сразу включился. — Что? — переспросил я. Он повторил вопрос: — Тебя многие достают? Из-за росточка. — Я ничего не ответил. Он не хотел меня обидеть. Я знаю. Но вот что я вам скажу. Тем, кто не хочет меня задеть, это удаётся лучше всех. «Многие, — мог бы ответить я. — В первую голову ты».

А она, Пра, на горе зубы съела. Горе её сила. Она живёт своим горем, оно движет ею и не даёт дряхлеть. Но теперь ей надо научить Веру нести свою беду как славу, а боль — как букет, который распускается каждую ночь. Пра слышит скрип снега, ей незачем поворачиваться, она знает, кто это идёт. Она говорит себе: я не печальна и не напугана. Я старая и мудрая, потому что кому и быть старой, стойкой и мудрой, как не мне?

О, разве упомнишь все благие намерения, обернувшиеся несчастьями, все поступки, приведшие к прямо противоположному результату: утешение, отозвавшееся болью, награду тяжелее, чем наказание, молитву, прозвучавшую, как проклятье?