Тайны храмовой горы. Иерусалимские воспоминания

Тогда Абдул стал молиться. Боль нарастала все сильнее, но во время молитвы она стала даже приятной, и Абдул начал плакать. Его глаза заболели от плача, ведь последний раз он плакал давно, когда бросил своего брата умирать в горах. Это произошло много лет назад, в гористых лесах Турции.
Абдул вдруг испугался, что он может сейчас умереть. Впервые за много лет он устрашился смерти. Этот испуг был не естественным чувством, происходившим от инстинкта самосохранения, а каким-то мистическим ужасом перед тем, что могло его ожидать за изнанкой жизни. Он боялся, что тьма поглотит его душу без остатка. Ведь он рожден христианином, и мать надела на него образ Божьей Матери, поэтому он и судим будет по Евангелию. Сможет ли он судиться с Богом и отстоять свою правоту? Теперь, после последнего убийства, он уже не был уверен в этом.

Абдул, оглянувшись по сторонам, зашел в свою квартиру, заперся и выпил вина. Но это не принесло ему облегчения, напротив, муки совести только увеличились. Он попытался заснуть, хотя было еще слишком рано, но перед глазами его стоял старец. Он гладил его по голове и говорил: «Бог да простит тебя, сынок».

– Можете… вы можете простить меня. Это же в ваших силах? Простите меня, отче. – Абдул собрался с духом и неожиданно вонзил нож в живот старца. Лезвие прошло сквозь диафрагму, миновало нижние ребра и вонзилось на сантиметр в сердце. Это был его коронный удар, который останавливал сердце, но кровь начинала течь только через полминуты. Он обнял старца, как блудный сын, чтобы имитировать прощание с ним, и почувствовал, как умирающий монах пожал его руку.
Отец Матта успел сказать свои последние слова.
– Бог да простит тебя, сынок – Затем он закрыл глаза и отошел к Господу.

Юноша взял старца за руку.
– А вы верите в благодатную нетварную природу Света?
Отец Матта ответил, нисколько не сомневаясь.
– Я не придаю всему этому большого значения. Когда верующие радуются схождению огня и весь величественный храм лучится светом и ликованием, я радуюсь вместе со всеми. Но если я когда-нибудь доподлинно узнаю, что все это – благочестивая ложь и хитрый трюк, то это нисколько не смутит меня, потому что в основании моей веры положены не чудеса, а глубокое знание.