Вернуться по следам

почему все самые гадкие вещи происходят со мной в феврале? У ангелов что, сезонная линька? И они сидят, нахохлившись, на тучах, унылые и равнодушные, роняя на землю перья?

тебя серьезно спрашиваю, подумай хорошенько, прежде чем ответить, – чем носорог хуже василиска?

– Ничем не хуже. – Я подышала на стекло и нарисовала кружок. – Только он не чудесный, а нормальный.

– Он – чудесный! – горячо вступился за носорога папа. – Просто некоторые… вот некоторые… ничего не смыслят в чудесах, не замечают их, не ценят, а ждут, пока их начнут развлекать фокусами. И в фокусах, кстати, они тоже ничего не смыслят, принимают их за чудеса, а потом страшно обижаются, кричат, что их обманули… А их не обманули. Их развлекли. – Папа щелкнул меня по носу. – И надо уметь отличать обман от искусства.

Был еще легаш, курцхаар Ангел. Головастый, забавный, очень умный. Вообще легавые – странные собаки. Вот вроде бы впечатлительные, внимательные к миру, умные, интеллигентные псы. Соображают как никто. А все же гопники – и морда в крови и перьях, и говно жрут, и чувство юмора – так себе. Я иногда думаю, что сама чем-то похожа на них – вот вроде две «вышки», и лицо такое обманчиво-интеллигентное, и умею быть оскорбительно-вежливой. А на самом деле люблю тяжелую работу, жареное мясо и поржать. А матом-то…

слух у меня
был неплохой, а вот кнопка «воспроизведение» не работала.

Я погладила собак, скормила им остатки угощения и утащила за ошейники прочь, оставив ежа наслаждаться обмороком в одиночестве.

В комнате было темно, и только от моего ночного солнца на полу, у окна, была
круглая лужица желтоватого света, словно там описался щенок небесных псов.

Неудивительно, думала я, что русские – самая читающая нация в мире. А что еще
делать в такую погоду?

Собака – символ преданности, воспетый в стихах и песнях. Только вот
собаки обычно не умеют читать, поэтому они не в курсе – про преданность, ага.

У нас с Гешей был общий пунктик – если в руки к нам попадала больная, паршивая, худая и глупая тварь, нам не елось и не спалось, пока мы эту тварь
не откормим, не вылечим и не обучим, словно два сумасшедших механика, которые
не могут слышать, как в доверенном им механизме что-то стучит, скребет и не
работает как надо.

Временами, правда, она выходила из этой своей задумчивости и могла выкинуть какую-нибудь
пакость, – например, всадника из седла.