Зачарованное место. Медиапотребление, медиаграмотность и историческая память сельских жителей

Описывая медиапрактики сельских жителей, мы опирались на имеющую значимые методологические основания теорию практик. Рассмотрение практики с социологической точки зрения как некой совокупности принятых в обществе действий начинается с Пьера Бурдье и развивается в работах Гарольда Гарфинкеля, Энтони Гидденса, Альфреда Шюца [Бурдье, 2001; Гар

НАУЧНОЕ

Наше исследование задумывалось как научная рефлексия по поводу модернизационного дискурса о цифровом телевидении. В результате государственной многомиллиардной реформы к концу второго десятилетия XXI века в любой деревне, где раньше телевизор принимал в лучшем случае два канала с рябью, должны были стать доступными в качестве HD минимум 20 цифровых телеканалов. По мнению сторонников, это должно было обеспечить сельским жителям «поставку» городского образа жизни и «открытие» сознания.
Понимая, что любые обещания за столь короткий срок при помощи какой-либо технологии изменить сознание людей являются чистой воды технологическим детерминизмом, зная, насколько сложно, комплексно, нелинейно осуществляется влияние медиа на людей, мы считали важным с помощью медиатеорий и эмпирических исследований показать невозможность «победоносного шествия» городской медиатизированной культуры в сельской среде.

Наше исследование задумывалось как научная рефлексия по поводу модернизационного дискурса о цифровом телевидении.

Мы ставили перед собой задачу — зафиксировать изменения медиапрактик, а знания, эмоции, историческая память и т.д. были лишь контекстом для разговоров.

идеализация советского прошлого — это, скорее, реакция на романтизированное понятное прожитое, непростое настоящее и неопределенное будущее

Сложные же человеческие судьбы и исторические обстоятельства по-настоящему пугают, о чем писал еще Жан Франсуа Лиотар [Лиотар, 2016], и расшатывают базовые принципы поселкового мышления (основы жизни наших собеседников), мешающие его модернизации

Среди «других», не вписывающихся в правильную картину мира, не только геи и лесбиянки, но и иностранцы, матери-оди­ночки, протестующие москвичи, местные бунтари, разведенные чиновники и т.д. Все они представляются нашим собеседникам как угроза для сохранения привычных паттернов поведения и моральных норм. Они иррациональная сила, угрожающая институту семьи (единственного, что может защитить в современном мире) и препятствующая простой и правильной сельской жизни, представляющейся своего род потерянным раем. Они выполняют функцию классического «козла отпущения», о котором много писали философы и антропологи

Интернет и многоканальное телевещание расширяют возможности работы со сложными и неоднозначными данными. Однако наши собеседники не спешат пользоваться этими возможностями. Нам представляется, что им мешает не только лень и невысокий уровень образования, но еще и страх разрушить собственную установку, привычную картину мира

Наказание тем, кто воспринимается как носитель зла — а таковыми считаются все, кто хотя бы минимально отличается от привычных моральных шаблонов, — должно быть, по мнению сельских жителей, очень суровым. Пожизненное заключение, а лучше смерть — вот надежный способ избавиться от страха перед сложным или неоднозначным

Нежелание смотреть западные фильмы, о котором мы говорили выше, наши сельские собеседники тоже объясняли неоднозначностью конфликтных ситуаций, заложенных в их сюжет. Идеально хороший герой протагонист, очевидно плохой антагонист — такая картина мира гораздо проще, чем предлагает современный западный кинематограф