Лето ночи

Огромное всевидящее око Мордора — множащиеся СМИ и Мэдисон-авеню [10] со своей армией орков — пока еще этих детей не нашло. Дети еще не были «потребителями».­

Они пока были просто людьми.

Бесплодная сама, озлобленная старая дева, Старая Школа десятилетиями вынашивала чужих детей.

Переступая порог, Дуэйн моргнул и машинально поправил на носу очки, чувствуя, как всем его существом вновь овладевает горькое чувство потери, вызванное, как он решил, по-прежнему витавшим внутри запахом трубочного табака, который обычно курил дядя Арт. В ту же секунду Дуэйну пришла мысль о том, как быстротечна человеческая жизнь и как недолговечны свидетельства его пребывания на этом свете: несколько книжек, запах любимого табака, одежда, которую станут носить другие, несколько фотоснимков, документы, письма, не представляющие никакой ценности для посторонних… Человеческое существо, с внезапно подступившим головокружением подумал Дуэйн, оставляет в этом мире мизерный след, который исчезает так же быстро, как след руки, на минуту опущенной в море: стоит ее вынуть – и воды снова сомкнутся, будто ничего и не было.

Не так уж много событий в жизни человеческого существа – по крайней мере человеческого существа мужского пола – бывают столь предельно свободны, роскошны, бесценны и наполнены предвкушением будущего, как первый день лета для одиннадцатилетнего мальчишки.

время он испытывал невероятное облегчение.

Люди всегда готовы будут отвалить огромные деньжищи за то, от чего глупеют.

Дейла прическа в классическом местном стиле — так называемый матросский ежик. Старый Фрайерс делает такую в своей шикарной парикмахерской. Столб с бело-красной спиралью у входа в его салон — знак гильдии. Похоже на стекающую кровь. Кто знает, может, в Средние века цирюльники были вампирами? Спереди волосы у Дейла чуть подлиннее и спускаются на лоб челкой. Дейл не обращает на прическу никакого внимания. (Толь­ко однажды, в третьем классе, когда мать коротко подстригла его и оголила все шрамы и следы от царапин на голове — настоящий архипелаг лысых пятен, — Дейл не снимал свою скаутскую кепку даже в классе.)

У Лоренса волосы короче, он укладывает их с помощью ­специального геля. Носит очки. Передние зубы резко выдаются вперед, отчего его костлявое лицо кажется еще более худым. Интересно, какие прически будут носить в будущем? Году так, например, в 1975-м? Уж наверняка не такие, как у актеров в фан­тастических фильмах. При этом они еще непременно одеты в блестящие костюмы и какие-то ермолки на голове. Может быть, длинные волосы? Как во времена Томаса Джефферсона? Или прилизанные и расчесанные на прямой пробор, как у моего Старика на старых гарвардских фотографиях? Одно можно сказать точно: когда-нибудь, глядя на наши сегодняшние фотографии, мы будем сами себе казаться чокнутыми гиками» [35].

Дуэйн помедлил, снял очки и принялся размышлять о происхождении слова «гик». Он прекрасно знал, что так называют артистов в цирке, которые откусывают головы несчастным цыплятам. Так ему рассказал дядя Арт, а в таких вопросах он разбирается. Но какова все-таки этимология этого слова?

Что же касается самого Дуэйна, то он стригся сам. Когда вспоминал об этом. На макушке и затылке волосы были очень длинные, много длиннее, чем обычно носили мальчики в 1960-м... А над ушами совсем короткие. Он их даже не расчесывал. Сейчас они на ощупь казались довольно грязными — дороги в Элм-Хейвене очень пыльные.

Дуэйн опять раскрыл блокнот.

«У Майка на голове тоже матросский ежик, — возможно, его стрижет мама или сестры, потому что денег на парикмахерскую у них нет. Но на О’Рурке такая прическа выглядит как-то получше. Спереди волосы длинные, но не стоят торчком. И никакой челки. Никогда раньше не замечал, но у Майка ресницы как у девочки. И глаза у него странные — такие серо-голубые, что вы заме­чаете их даже издалека. Его сестрицы, наверное, могли бы убить кого-нибудь, чтобы заполучить такие глаза. Но он совсем не неженка и не женоподобный (посмотреть в словаре, как правильно пишется это слово)... Просто красивый. Вроде сенатора Кеннеди, только совсем не похож на него... Если это что-то объясняет. (Не люблю, когда Мейлер [36] или еще кто-нибудь в описании персонажа сравнивает его с актером или другой известной личностью. Скучно это.)

У Кевина Грумбахера волосы словно вдруг все одновременно подскочили вверх и загнулись, как зубчики на скребнице. А лицо напоминает кроличью мордочку. У него выступающий кадык и веснушки, нервная ухмылка и вечно испуганный вид. Он и вправду всегда боится, что мамочка вот-вот позовет его ­домой.

Волосы Джима... У Харлена стрижка хоть и короткая, но не ежик. На макушке торчит хохолок, а лицо почти квадратное. Джим Харлен напоминает мне актера, которого мы видели про­шлым летом в кино на бесплатном сеансе. Фильм назывался „Мистер Робертс“ [37], и этот актер играл парня по имени Энсайн Пулвер. Джек Леммон. (Ух! Ну вот, опять! Достаточно при описании внешности персонажей сравнивать их с кинозвездами — и пожалуйста: кастинг не представит никакой сложности, когда эти книги будут куплены Голливудом.) Но Харлен действительно похож на Энсайна Пулвера. Такой же рот. Такая же неестественная, смешная манерность. Такая же нервная, саркастическая болтовня. По-моему, и стрижка такая же. Ладно, это не важно.

О’Рурк — это само спокойствие, лидер, одним словом. Как Генри Фонда в том фильме. Может быть, и Джим Харлен работает под актера. Может быть, мы все подражаем тем персонажам, которых видели в кино, и не знаем...»

Дейл тихо опустил голову, зная, что все это — спутник, и пещера бутлегеров, и многое-многое другое — может повториться и завтра, и через неделю, но что этот момент — кружок друзей, едва слышные шорохи летней ночи, голоса родителей снизу, чувство какой-то бесконечности лета, которое, как обычно, принес август, — что этот момент единственный и неповторимый. И что он должен быть сохранен.

Табби было прекрасно известно, что его сестра довольно странная штучка. Пару лет назад, когда она сама была в четвертом классе, Корди, не пожалев на это целого утра, выследила Чака Сперлинга, лихого бейсболиста команды «малой лиги», звезду легкой атлетики и вообще первого задавалу, у речки Спун, где он в одиночестве рыбачил, навалилась на него, сбила с ног, уселась ему на живот и, пригрозив разбить ему камнем голову, заставила парня кое-что показать.
По словам Корди, тот, плача и сплевывая кровь, показал.