У нас это невозможно

Организация эта состоит из женщин, тратящих одну половину своего времени на то, чтобы хвастаться своим происхождением от свободолюбивых американских колонистов 1776 года, а вторую, чтобы яростно нападать на своих современников, исповедующих именно те принципы, за которые боролись эти колонисты.

он был вынужден с болью признать, что ни один нормальный человек не может долго выносить трагедию другого человека и что дружеское сочувствие в один прекрасный день неминуемо сменяется раздражением.

И казалось совершенно бессмысленным – более того, безумием – рисковать жизнью в мире, где фашисты преследовали коммунистов, коммунисты преследовали социал-демократов, социал-демократы преследовали всех, кого можно; где арийцы, смахивавшие на евреев, преследовали евреев, смахивавших на арийцев, а евреи преследовали своих должников; где все государственные и церковные деятели восхваляли мир и неопровержимо доказывали, что единственный способ добиться мира – это готовиться к войне Какой смысл добиваться справедливости в мире, который так ненавидит справедливость? Почему бы не ограничиться тем, чтобы есть, читать, любить и спать, Обеспечив себя от вторжения вооруженных полицейских?
Он так и не сумел найти смысл в своих поступках.
Он просто продолжал поступать, как прежде.

Праздники придумал, вероятно, дьявол, чтобы ввести людей в заблуждение, будто можно быть счастливым по заказу.

было известно, что сенатор Уиндрип, сам любитель выпить, является горячим сторонником полного воздержания, тогда как его соперник, Уолт Троубридж, почти ничего никогда не пивший, не поддерживал, однако, мессий сухого закона

Сенатор был откровенно вульгарен, почти безграмотен, ложь его легко поддавалась разоблачению, его «идеи» были форменным идиотизмом, его знаменитое благочестие было набожностью коммивояжера, торгующего церковной утварью, а его пресловутый юмор – хитрым цинизмом деревенского лавочника.
Конечно, в его речах не было ничего окрыляющего и в его философии ничего убедительного. Его политическая платформа была подобна крыльям ветряной мельницы.

Не то, сколько вы зарабатываете, а то, как вы расходуете заработанное, – вот что определяет вашу классовую принадлежность; все зависит от того, предпочитаете ли вы похороны поторжественнее или больше книг при жизни. Мне надоело извиняться за то, что у меня чисто вымытая шея!

Я не могу винить ни Араса Дили, ни Шэда Ледью, ни Бэза Уиндрипа, а только свою собственную робкую душу и дремлющий ум. Прости меня, господи!
Или, может, уже слишком поздно?

Человек чувствует себя королем до тех пор, пока ему есть на кого смотреть сверху вниз.

Политика Дормэса: «подождем – увидим», как и всякая фабианская политика, становилась ненадежной.