Драконы осенних сумерек

— Мальчик мой, — обратился старый маг к молодому. — Я извиняюсь, но нет ли у тебя кусочка какашки летучей мыши? Я что-то поиздержался…
— Нет, старец! — лихорадочно прошептал Рейстлин. — Ложись!

Присмотрись ко всему, что ни есть на свете большого и даже великого, – объяснил он мне, – и увидишь, что на самом деле все это состоит из маленьких частиц, сложенных вместе…

Коли уж молоко пролито, так нечего гнать от него кошку

Лицо, глядевшее на него из полутьмы, могло разве что присниться в страшном сне. Как там выразился Карамон? «Изменился»? Не то слово! Танис содрогнулся. Когда-то белая, кожа мага сделалась золотистой и металлически поблескивала в свете очага, точно жуткая маска. Исхудалое лицо казалось бесплотным, скулы выпирали, обтянутые кожей, темные губы были сжаты в одну прямую черту. Но ужасней всего на этом лице, без сомнения, были глаза. Танис не мог оторвать от них взгляда. Подобных им он не видел ни у одного человеческого существа. Черные зрачки их приняли форму песочных часов, а радужные оболочки, когда-то бледно-голубые, заблестели золотом!

Хрустальный шарик на посохе Рейстлина ярко горел, гоня прочь темноту.

Кендер, люди… да еще гном в придачу!

Флинт чихнул:

– Только не воображай, лошадь, будто оказываешь мне великую честь!

Рейстлин поклонился в ответ, потом повернулся и встал рядом с призраком. Он был почти так же бледен, как и его собеседник. Танис содрогнулся: живой мертвец и мертвый живой…

Сегодня я видел два чуда: первое - злое, второе - доброе. Так что либо я сошел с ума, либо должен уверовать и в одно, и в другое.

Все-таки было в этом мире нечто неизменное. Например, гномы.

Тем более что Тас все утро бессердечно подначивал и подкусывал Флинта, называл его то «Грозой Морей», то «Шкипером», осведомлялся о ценах на рыбу и о том, дорого ли возьмет Флинт за переправу обратно на тот берег